ГЛАВА IX

Капитан Уэнтуорт явился в Киллинч как к себе домой, намереваясь пожить там сколько поживется, ибо адмирал дарил его тем же родственным расположением, как и его супруга. Сначала намеревался он было в скором времени наведаться в Шропшир и навестить обосновавшегося там брата, но прелесть Апперкросса заставляла его откладывать свое намерение. В оказываемом ему приеме было столько радушия, столько чистосердечного восторга и прочих обольщений; старики так его зазывали, а молодежь так ему радовалась, что ему оставалось лишь задерживаться, где он был, и принимать и долее на веру все добродетели и совершенства молодой супруги Эдварда.
Скоро стал он в Апперкроссе почти ежедневным гостем. С каким бы рвением ни приглашали его Мазгроувы, едва ли он с меньшей готовностью принимал приглашение, особенно поутру, когда в Киллинче ему не с кем было перемолвиться словом, ибо адмирал и миссис Крофт обыкновенно отправлялись вместе озирать новые свои владения, свои луга, своих овец, и притом нестерпимо долго топтались на одном месте, либо тряслись в двуколке, которой недавно обзавелись они для этих надобностей.
Мнение о капитане Уэнтуорте среди Мазгроувов и их гостей сложилось единодушное. Все им восхищались; но едва успели утвердиться эти милые непринужденные отношения, как вернулся некто Чарлз Хейтер, которого они весьма озадачили и который весьма мало обрадовался капитану Уэнтуорту.
Чарлз Хейтер был самый старший из кузенов, чрезвычайно обходительный и достойный молодой человек, которого, казалось, связывала с Генриеттой нежная привязанность, покуда не объявился капитан Уэнтуорт. Он принял духовный сан; и имея приход в близком соседстве, где жить ему не было нужды, он оставался в родительском доме, всего в двух милях от Апперкросса. Ненадолго отлучась из дому в эти знаменательные дни, он оставил любезную без присмотра и, воротясь, имел неудовольствие обнаружить перемену в ее чувствах и присутствие капитана Уэнтуорта.
  Миссис Мазгроув и миссис Хейтер были сестры. У обеих были свои средства, но, выйдя замуж, оказались они в неравном положении. У мистера Хейтера хотя и было кой?какое состояние, но ничтожное в сравнении с мистером Мазгроувом; и если Мазгроувы принадлежали к самому избранному кругу местного общества, юные Хейтеры, при глухом, скудном и темном образе жизни родителей своих и при изъянах собственного воспитания, едва ли вообще могли принадлежать к какому?то его кругу, если б не укрепление родственных уз с Апперкроссом, на какое и рассчитывал, натурально, старший сын, избравший возвышенную стезю теологии и далеко обскакавший братьев и сестер по части образованности и манер.
Оба семейства всегда жили в ладу, не опускаясь ни до зазнайства с одной стороны, ни до зависти с другой, и лишь барышни Мазгроув, сознавая свое превосходство, с готовностью совершенствовали кузин и кузенов. Внимание, оказываемое Чарлзом Генриетте, было замечено и отцом ее и матерью без малейшего неодобрения. «Не бог весть какая партия для Генриетты, но если он ей нравится…» – а он нравился Генриетте.
Так думала она сама, покуда не явился капитан Уэнтуорт; но с той поры бедный кузен Чарлз был почти полностью забыт.
Какая же из двух сестриц пользовалась большим расположением капитана Уэнтуорта, Энн покуда не могла заключить из своих наблюдений. Генриетта обладала более хорошеньким личиком, Луиза отличалась живостью; но теперь уже Энн не понимала, более тихий или более резвый нрав скорее способен его привлечь.
Мистер и миссис Мазгроув, то ли ничего не замечая, то ли целиком полагаясь на скромность обеих своих дочерей и всех молодых людей, их окружавших, казалось, все оставляли на волю провиденья. В Большом Доме вовсе не говорили и, казалось, не пеклись о возможном течении событий; по?другому было на Вилле; молодые супруги были весьма расположены судить и рядить; не успел еще капитан Уэнтуорт четыре или пять раз побывать в обществе барышень Мазгроув, и не успел воротиться Чарлз, а Энн довелось уже выслушивать соображения зятя и сестрицы о том, какая же из двух более ему подходит. Чарлз признавал преимущество за Луизой, Мэри – за Генриеттой, но оба сходились на том, что для любой составит он блистательную партию.
Чарлз в жизни, ей?богу, не видывал столь приятного человека; и по тому, что сам он слышал из уст капитана Уэнтуорта, можно заключить, что тот нажил за войну не менее двадцати тысяч фунтов. Состояние немалое; а ведь какую сумму он еще и на будущей войне, поди, сколотит, ибо (по мнению Чарлза) кто?кто, а уж капитан Уэнтуорт в морском сражении сумеет отличиться. Да, капитальнейший был бы брак для любой из сестер.
– Еще бы, – отвечала Мэри. – Господи! Вот сподобился бы он вдобавок самой высокой чести! Сделали бы его баронетом! «Леди Уэнтуорт» неплохо звучит. Совсем даже неплохо для Генриетты! Она бы тогда заняла мое место, а она бы, пожалуй, не прочь! Сэр Фредерик и леди Уэнтуорт… Правда, это будет новоиспеченный титул, а новоиспеченные титулы я невысоко ставлю.
Мэри предпочитала думать о Генриетте как об избраннице еще и по причине искательства Чарлза Хейтера, которое весьма хотела бы она видеть отвергнутым. Хейтеров она решительно почитала ниже себя и в предполагаемом укреплении родственных уз усматривала весьма прискорбное для себя и детей своих обстоятельство.
– Знаешь ли, – говорила она, – по мне, он решительно не годится в мужья Генриетте; принимая во внимание новые родственные узы семейства Мазгроув, она вообще не имеет права так беспечно собою распоряжаться. По мне, девице не пристало вступать в союз, который унижал бы других членов ее семейства и обрек бы их на такие связи, к которым вовсе они не привыкли. Боже, да кто он такой – Чарлз Хейтер? Сельский попик, ничего более! Совершенно неподходящая партия для мисс Мазгроув из Апперкросса.
В этом супруг ее, однако, никак не мог с нею согласиться; ибо Чарлз Хейтер, уважая своего кузена, был к тому же и старший сын, а Чарлз Мазгроув, будучи и сам старший сын, умел ценить это обстоятельство.
– Нет, Мэри, ты говоришь глупости, – был, следственно, его ответ. – Разумеется, для Генриетты Чарлз не ахти какая партия, но ему, очень может статься, через Спайсеров в скором времени кое?что перепадет от епископа, и не забудь, пожалуйста, он старший сын; после дядюшкиной смерти он наследует порядочное состояние. В Уинтропе не менее двухсот пятидесяти акров, да еще ферма возле Тонтона, самая добрая земля во всей округе. Твоя правда, кроме Чарлза, все они недостойны Генриетты; попросту никуда не годятся; он один ее стоит; зато уж он в полном смысле слова превосходный малый. Как только Уинтроп попадет в его руки, он из него сделает совсем иное имение, заживет по?иному; и, с такими средствами, никому уже не придется его презирать. Нет, нет. Для Генриетты Чарлз Хейтер вовсе недурная партия. И если она пойдет за него, а Луиза – за капитана Уэнтуорта, я, право же, очень буду доволен.
– Пусть Чарлз говорит что хочет, – сказала Мэри сестре, как только муж вышел за дверь, – ужасно, если Генриетта пойдет за Чарлза Хейтера. Для нее плохо, а для меня и того хуже; и потому хорошо бы капитан Уэнтуорт поскорей заставил ее выбросить его из головы, а я просто уверена, что дело к тому и клонится. Вчера она Чарлза почти не замечала. Поглядела бы ты на нее! Ну, а насчет того, что капитану Уэнтуорту Луиза нравится, дескать, больше Генриетты, так это вздор, вздор и вздор; потому что Генриетта ему гораздо больше нравится. Чарлзу лишь бы спорить! Жаль, тебя вчера не было, ты бы нас рассудила; ты взяла бы мою сторону, я уверена, если б только нарочно не вздумала мне перечить.
За обедом у мистера Мазгроува Энн предоставлялся случай своими глазами во всем этом убедиться; она, однако ж, осталась на Вилле, ссылаясь сразу и на свою головную боль, и на вернувшееся нездоровье племянника. Она одного хотела – уклониться от встречи с капитаном Уэнтуортом, но возможность избегнуть роли третейского судьи еще прибавляла привлекательности ее уединенью.
Что до капитана Уэнтуорта, она полагала, что куда важней, чтобы он вовремя понял свое сердце, не подвергал опасности счастье и покой ни одной из сестер и не повредил собственной чести, а вовсе не то, предпочитает ли он Генриетту Луизе или Луизу Генриетте. Каждая, по всем вероятиям, могла стать ему любящей, доброй женой. Ну, а относительно Чарлза Хейтера, чувства ее, разумеется, не могли не страдать при виде легкомысленного поведения любой юной особы, а сердце не могло не сочувствовать тем мукам, какие оно причиняло; но если Генриетта поняла, что ошиблась в себе, перемену не вдруг можно было заметить.
Многое в поведении кузины обескураживало и обижало Чарлза Хейтера. При давней их дружбе, она не могла сразу так от него отшатнуться, чтобы он, лишившись последней надежды, никогда уже не показывался в Апперкроссе; однако перемена в ней была, и тем более вызывала она беспокойство, если причиною ее считать такого человека, как капитан Уэнтуорт. Чарлз отлучался всего на два воскресенья и при расставании сумел весьма и весьма заинтересовать Генриетту своими рассуждениями о том, что скоро сможет он покинуть нынешний свой приход и обосноваться в Апперкроссе. Тогда для нее было весьма и весьма важно, чтобы преподобный Ширли, здешний настоятель, более сорока лет ревностно исправлявший все возложенные на него священные обязанности, но для иных уже несколько одряхлевший, решился бы наконец взять себе помощника; выхлопотал бы для него условия получше и определил на эту должность Чарлза Хейтера. То, что он будет служить в Апперкроссе, а не одолевать всякий раз шесть миль; что он получит несравненно лучший приход; что он сподобится служить с бесценным преподобным доктором Ширли, а милый дорогой преподобный Ширли будет избавлен от обязанностей, которые ныне он, бедненький, исполняет с таким трудом, – чрезвычайно умиляло даже Луизу, а уж о Генриетте и говорить нечего. Но вот он воротился и – увы! Интерес к предприятию его улетучился. Луиза вовсе не стала слушать, когда пытался он пересказать ей свою беседу с преподобным Ширли; она стояла у окна, высматривая капитана Уэнтуорта; но даже и Генриетта, кажется, могла уделить ему лишь часть своего внимания, полностью, как видно, позабыв о собственных опасениях и чаяниях, связанных с этими переговорами.
– А, ну что же, я рада; но так я всегда и рассчитывала; я думала, ты тоже уверен. Я и предполагать не могла, что… словом, доктору Ширли нужен ведь помощник, и ведь он тебе обещал… Да где же он, Луиза?
Как?то поутру, вскоре после того обеда у Мазгроувов, на котором Энн не была, капитан Уэнтуорт вошел в гостиную Виллы, когда там были только она да лежавший на диване больной маленький Чарлз.
Он так был удивлен, оказавшись чуть ли не наедине с Энн Эллиот, что утратил обычное свое самообладание; он замер, сумел только вымолвить: «Я полагал найти здесь обеих мисс Мазгроув. Миссис Мазгроув сказала, что я их здесь застану», – и тотчас отошел к окну, чтобы успокоиться и сообразить, как ему лучше вести себя с нею.
– Они наверху, у сестры. Сейчас, верно, спустятся, – отвечала Энн, разумеется, смешавшись; и если б ребенок зачем?то не подозвал ее, она бы выбежала из комнаты, спасая от неловкости и себя и капитана Уэнтуорта.
Он остался у окна и, проговорив спокойно и учтиво: «Я надеюсь, мальчику лучше», погрузился в молчание.
Ей пришлось опуститься на колени возле дивана и оставаться там по требованию своего подопечного; так в обоюдном молчании провели они несколько минут, пока, к великому своему удовлетворению, она не услыхала шаги в прихожей. Поворачивая голову, она ожидала увидеть хозяина дома, но оказалось, что это некто, куда менее способный разрядить напряжение, – а именно Чарлз Хейтер, ничуть не более обрадовавшийся, верно, при виде капитана Уэнтуорта, чем сей последний при виде Энн.
Она едва сумела выговорить:
– Здравствуйте. Не угодно ль присесть? Все сейчас будут.
Капитан Уэнтуорт меж тем оторвался от окна, по?видимому, не прочь вступить в беседу, но Чарлз Хейтер тотчас пресек его попытки, усевшись у столика и развернув перед собою газету; и капитан Уэнтуорт снова стал смотреть в окно.
В следующую минуту сцена вновь переменилась. Младший мальчуган, редкий забияка и шалун двух лет, которому открыл дверь кто?то снаружи, весьма решительно появился среди них и проследовал к дивану, дабы оценить обстановку и предъявить на что?нибудь свои права.
Коль скоро не обнаружил он ничего съестного, он решил довольствоваться игрой, и, раз тетушка не разрешала ему дразнить больного братца, он обхватил ручками ее самое так, что, занятая Чарлзом и стоя на коленях, она не имела возможности его стряхнуть. Она его уговаривала, приказывала, улещала, корила – все напрасно. Ей было удалось его оттолкнуть, но тут же он с прежним рвением наскочил на нее сзади.
– Уолтер, – сказала она. – Сейчас же меня отпусти. Ты очень дурно себя ведешь. Я очень сержусь.
– Уолтер, – крикнул Чарлз Хейтер. – Ты почему не слушаешься тетушки? Не слышишь разве, что тетушка тебе говорит? Поди сюда, Уолтер. Поди к дяде Чарлзу.
Уолтер, однако, и бровью не повел.
Но почти тотчас Энн почувствовала, что ее освобождают; кто?то поднял Уолтера, хоть он так на нее налег, что пришлось силой отцеплять от ее шеи крепкие ручонки, и унес его прочь, пока она успела сообразить, что это сделал капитан Уэнтуорт.
При таком открытии она совершенно онемела. Она не могла даже благодарить его и продолжала хлопотать над маленьким Чарлзом в полном смятении чувств. Его нежданная помощь, его молчание, все мелкие подробности происшествия, убеждение, вдобавок вскоре у нее явившееся благодаря шумной возне, которую он намеренно затеял с Уолтером, убеждение в том, что он не желает слышать ее благодарностей, а скорее показывает, что менее всего расположен беседовать с ней, – все это вместе так томило ее, что едва в гостиной показались Мэри и барышни, она передала маленького больного их попечению и вышла из комнаты. Остаться она не могла. Ей представлялась возможность наблюдать любовь и ревность всей четверки – они были в сборе; это ничуть ее не соблазняло. Было очевидно, что Чарлз Хейтер не расположен к капитану Уэнтуорту. Она заметила раздраженную нотку в его голосе, когда после вмешательства капитана Уэнтуорта он сказал: «Надо было слушаться меня, Уолтер. Я же говорил – не мучай тетушку», и поняла, как он жалеет, что капитану Уэнтуорту пришлось сделать то, что должен бы сделать он. Но ни чувства Чарлза Хейтера, ни чьи бы то ни было чувства не могли ее занимать, покуда она не совладала со своими собственными. Ей было стыдно за себя, стыдно, что решительный пустяк мог так болезненно на нее подействовать и чувства ее пришли в расстройство; но так оно было, ничего не поделаешь, и лишь после долгих уединенных размышлений она могла прийти в себя.