Глава 14

На следующий день Джулия пошла к Картье и купила часы, чтобы послать их

Тому вместо тех, которые он заложил, а две или три недели  спустя,  узнав,

что у него день рождения, купила ему золотой портсигар.

   - Ты знаешь, это вещь, о которой я мечтал всю свою жизнь.

   Джулии показалось, что у него в глазах слезы. Он страстно ее поцеловал.

   Затем, то под одним предлогом,  то  под  другим,  Джулия  подарила  ему

булавку  для  галстука,  жемчужные  запонки  и  пуговицы  для  жилета.  Ей

доставляло острую радость делать ему подарки.

   - Так ужасно, что я ничего не могу тебе подарить, - сказал он.

   - Подари мне часы, которые ты заложил, чтобы пригласить меня на ужин, -

попросила она.

   Это были небольшие  золотые  часы,  не  дороже  десяти  фунтов,  но  ей

нравилось иногда их надевать.

   После ночи, которую они провели вместе вслед  за  ужином  в  ресторане,

Джулия наконец призналась себе, что влюблена. Это открытие ее потрясло.  И

все равно она была на седьмом небе от счастья.

   "А ведь я думала, что уже никогда не влюблюсь. Конечно,  долго  это  не

протянется. Но почему бы мне не порадоваться, пока можно?"

   Джулия решила, что постарается снова пригласить его на  Стэнхоуп-плейс.

Вскоре ей представилась такая возможность.

   - Ты помнишь этого своего молодого бухгалтера? - сказала она Майклу.  -

Его зовут Том Феннел. Я встретила его на днях на званом ужине и предложила

прийти к нам в следующее воскресенье. Нам не хватает одного мужчины.

   - Ты думаешь, он подойдет?

   У них ожидался грандиозный  прием.  Потому  она  и  позвала  Тома.  Ему

доставит удовольствие познакомиться с людьми, которых он  знал  только  по

фотографиям в газетах. Джулия уже увидела, что он немного сноб. Что ж, тем

лучше, все  фешенебельное  общество  будет  к  его  услугам.  Джулия  была

проницательная, она прекрасно понимала, что Том не влюблен в нее. Роман  с

ней льстил его тщеславию. Он был чрезвычайно пылок и наслаждался  любовной

игрой.  Из  отдельных  намеков,  из  рассказов,  которые  она   постепенно

вытягивала из него, Джулия узнала, что с семнадцати лет у  него  уже  было

очень много женщин. Главным для него был сам акт, с кем - не имело особого

значения. Он считал это самым большим удовольствием  на  свете.  И  Джулия

понимала, почему он пользуется таким успехом. Была своя  привлекательность

в его худобе - буквально кожа да кости, вот почему на нем так хорошо сидит

костюм, - свое очарование в его  чистоте  и  свежести.  Он  казался  таким

трогательным. А его застенчивость в сочетании с бесстыдством  была  просто

неотразима. Как ни странно, женщинам льстит, когда на них смотрят с  одной

мыслью - повалить поскорей на кровать.

   "Да, секс эпил - вот чем он берет".

   Джулия понимала, что своей миловидностью он обязан  лишь  молодости.  С

возрастом он высохнет, станет костлявым, изможденным  и  морщинистым;  его

прелестный румянец сделается багровым, нежная кожа - дряблой и пожелтелой,

но чувство, что его прелесть так  недолговечна,  лишь  усиливало  нежность

Джулии. Том вызывал в ней  непонятное  сострадание.  Он  всегда,  как  это

свойственно юности, был в приподнятом настроении, и Джулия  впитывала  его

веселость с такой же жадностью, как котенок лакает молоко.  Но  развлекать

он не умел. Когда Джулия рассказывала что-нибудь забавное, он смеялся,  но

сам ничего  забавного  рассказать  не  мог.  Ее  не  смущало  то,  что  он

скучноват. Напротив, действовало успокаивающе на нервы. У нее еще  никогда

не было так легко на сердце, как в его обществе, а блеска  и  остроумия  у

нее с избытком хватало на двоих.

   Все окружающие продолжали твердить Джулии, что она выглядит  на  десять

лет моложе и никогда еще она не играла так хорошо. Джулия знала,  что  это

правда, и знала - почему. Но ей следует быть осмотрительной. Нельзя терять

головы. Чарлз Тэмерли всегда говорил, что актрисе не  так  нужен  ум,  как

благоразумие, наверное, он прав. Быть может, она и неумна, но  чувства  ее

начеку, и она доверяет им. Чувства подсказывали Джулии, что она не  должна

признаваться Тому в своей любви. Она постаралась дать ему понять,  что  не

имеет никаких притязаний, он сам себе хозяин. Она  держалась  так,  словно

все происходящее между ними - пустяк, которому ни он, ни  она  не  придают

особого значения. Но она делала все, чтобы привязать его к себе. Том любил

приемы, и Джулия брала его с собой на приемы. Она заставила Долли и Чарлза

Тэмерли звать его к ленчу. Том любил танцевать,  и  Джулия  доставала  ему

приглашения на балы. Ради него она тоже шла туда на часок и видела,  какое

ему доставляет удовольствие то, что она пользуется таким огромным успехом.

Джулия знала, что у него кружится голова в присутствии важных персон, -  и

знакомила его со всякими именитыми людьми.  К  счастью,  Майклу  он  очень

нравился. Майкл любил поговорить, а  Том  был  прекрасным  слушателем.  Он

превосходно знал свое дело. Однажды Майкл сказал ей:

   - Толковый парень Том. Съел собаку на подоходном налоге.  Научил  меня,

как сэкономить две-три сотни фунтов с годового дохода, когда буду  платить

налог в следующий раз.

   Майкл, посещавший в поисках новых талантов чужие театры в самом Лондоне

или пригородах, часто брал Тома по вечерам с собой;  после  спектакля  они

заезжали за Джулией и ужинали втроем. Время от времени Майкл звал  Тома  в

воскресенье на партию гольфа  и,  если  они  не  были  никуда  приглашены,

привозил к ним обедать.

   - Приятно, когда в доме молодежь, - говорил он, - не дает  самому  тебе

заржаветь.

   Том всячески старался  быть  полезен.  Играл  с  Майклом  в  трик-трак,

раскладывал с Джулией пасьянсы, и, когда они заводили граммофон,  был  тут

как тут, чтобы менять пластинки.

   - Он будет хорошим товарищем Роджеру, - сказал Майкл.  -  У  Тома  есть

голова на плечах, к тому же он старше  Роджера.  Окажет  на  него  хорошее

влияние. Почему бы тебе не пригласить его пожить у нас во время отпуска?

   ("К счастью, я хорошая актриса".)

   Но Джулии понадобилось  значительное  усилие,  чтобы  голос  звучал  не

слишком радостно, а лицо не выдало восторга, от которого  неистово  билось

сердце.

   - Неплохая идея, - ответила она. - Я приглашу его, если хочешь.

   Театр не закрывался до конца августа, и Майкл снял дом в Тэплоу,  чтобы

они могли провести там самые жаркие дни лета. Джулия  ездила  в  город  на

спектакли, Майкл - когда  его  призывали  дела,  но  будни  до  вечера,  а

воскресенье целый день они оставались  за  городом.  Тому  полагалось  две

недели отпуска, и он с готовностью принял их приглашение.

   Как-то раз Джулия заметила, что Том  непривычно  молчалив.  Он  казался

бледен, всегдашняя жизнерадостность покинула его. Она поняла, что  у  него

что-то случилось, но он не пожелал говорить ей, в чем дело, сказал только,

что у него неприятности. Наконец Джулия вынудила его  признаться,  что  он

влез в долги и кредиторы настойчиво требуют, чтобы он расплатился.  Жизнь,

в которую Джулия втянула Тома, была ему  не  по  карману;  стыдясь  своего

дешевого костюма на великосветских приемах, куда она его брала, он заказал

себе новые у дорогого портного. Он поставил деньги  на  лошадь  в  надежде

выиграть и рассчитаться с долгами, а лошадь пришла последней.  Для  Джулии

его долг - сто двадцать пять фунтов - был чепуховой суммой, и ей  казалось

нелепым, чтобы  такой  пустяк  мог  кого-нибудь  расстроить.  Она  тут  же

сказала, что даст ему эти деньги.

   - Нет, я не могу. Я не могу брать деньги у женщины.

   Том покраснел до корней волос; ему стало стыдно от одной только  мысли.

Джулия приложила все свое искусство, применила все уловки, чтобы уговорить

его. Она приводила ему разумные доводы, притворялась, будто обижена,  даже

пустила в ход слезы, и, наконец, Том согласился, так и быть, взять  у  нее

эти деньги взаймы. На следующий день  Джулия  послала  ему  в  письме  два

банковских билета по сто фунтов. Том позвонил и сказал, что  она  прислала

гораздо больше, чем нужно.

   - О, я знаю, люди никогда  не  признаются,  сколько  они  задолжали,  -

сказала она со смехом. - Я уверена, что ты должен больше, чем мне сказал.

   - Честное слово, нет. Я бы не стал тебе лгать ни за что на свете.

   - Тогда держи остаток у себя, на всякий случай. Мне неприятно, что тебе

приходится расплачиваться в ресторане. И за такси, и за прочее.

   - О нет, право, не могу. Это так унизительно.

   - Какая ерунда! Ты же знаешь, у меня столько денег, что мне  девать  их

некуда.  Неужели  тебе  трудно  доставить  мне  удовольствие  и  позволить

вызволить тебя из беды?

   - Это ужасно мило с твоей стороны. Ты не  представляешь,  как  ты  меня

выручила. Не знаю, как тебя и благодарить.

   Однако голос у него был встревоженный. Бедный ягненочек, не может выйти

из плена условностей. Но  Джулия  говорила  правду,  она  еще  никогда  не

испытывала такого наслаждения, как сейчас, давая ему деньги; это  вызывало

в ней неожиданный взрыв чувств. И у нее был в уме еще один проект, который

она надеялась привести в исполнение за те две недели, что Том  проведет  у

них  в  Тэплоу.  Прошло  то  время,  когда   убогость   его   комнаты   на

Тэвисток-сквер казалась ей очаровательной, а скромная меблировка  умиляла.

Раз или два Джулия встречала на лестнице людей, и ей показалось,  что  они

как-то странно на нее смотрят. К Тому приходила убирать и готовить завтрак

грязная,  неряшливая  поденщица,  и  у  Джулии  было   чувство,   что   та

догадывается об их отношениях и шпионит за ней. Однажды, когда Джулия была

у Тома,  кто-то  повернул  ручку  двери,  а  когда  она  вышла,  поденщица

протирала перила лестницы и бросила на Джулию хмурый  взгляд.  Джулии  был

противен затхлый запах прокисшей пищи, стоявший на лестнице, и  ее  острый

глаз скоро увидел, что комната Тома отнюдь не блещет  чистотой.  Выцветшие

пыльные занавеси, вытертый ковер, дешевая мебель  -  все  это  внушало  ей

отвращение. Случилось  так,  что  Майкл,  все  время  выискивающий  способ

выгодно  вложить   деньги,   купил   несколько   гаражей   неподалеку   от

Стэнхоуп-плейс - раньше там были конюшни. Он решил, что, сдавая  часть  из

них, он окупит те, которые были нужны  им  самим.  Над  гаражами  был  ряд

комнат. Майкл сделал из них две квартирки, одну - для их шофера, другую  -

для сдачи внаем. Она все еще стояла пустая, и Джулия  предложила  Тому  ее

снять. Это будет замечательно. Она сможет забегать к нему на часок,  когда

он будет  возвращаться  из  конторы,  иногда  ей  удастся  заходить  после

спектакля, и никто ничего не узнает. Никто им не будет мешать.  Они  будут

совершенно свободны. Джулия говорила Тому, как интересно будет  обставлять

комнаты; у них на Стэнхоуп-плейс куча ненужных вещей, он просто обяжет ее,

взяв их "на хранение". Чего не хватит, они купят с ним вместе. Тома  очень

соблазняла мысль иметь собственную квартиру,  но  о  чем  было  мечтать  -

плата, пусть и невысокая, была ему не по средствам. Джулия об этом  знала.

Знала она и то,  что,  предложи  она  платить  из  своего  кармана,  он  с

негодованием откажется. Но ей казалось, что в течение праздных двух недель

на берегу реки в их роскошном загородном доме она  сумеет  превозмочь  его

колебания.  Она  видела,  как  прельщает  Тома  ее   предложение,   и   не

сомневалась,  что   найдет   какой-нибудь   способ   убедить   его,   что,

согласившись, он на самом деле окажет ей услугу.

   "Людям не нужен резон, чтобы сделать то, что они  хотят,  -  рассуждала

Джулия, - им нужно оправдание".

   Джулия с волнением ждала Тома в Тэплоу. Как приятно будет гулять с  ним

утром у реки, а днем вместе сидеть в саду! Приедет Роджер, и Джулия твердо

решила, что между нею и Томом не будет никаких  глупостей,  этого  требует

простое приличие. Но как божественно быть рядом с ним чуть не  весь  день!

Когда у нее будут дневные спектакли. Том сможет развлекаться чем-нибудь  с

Роджером.

   Однако все вышло совсем не так, как она ожидала. Джулии и в  голову  не

могло прийти, что Роджер и Том так подружатся. Между ними  было  пять  лет

разницы, и Джулия полагала - хотя, по правде говоря, она вообще об этом не

задумывалась, - что Том будет смотреть на Роджера, как на  ребенка,  очень

милого, конечно, но с которым обращаются соответственно его возрасту -  он

у всех на побегушках, и его можно отослать  поиграть,  когда  он  надоест.

Роджеру  только  исполнилось  семнадцать.  Это  был  миловидный  юноша   с

рыжеватыми  волосами  и  синими  глазами,  но  на  этом  и  кончались  его

привлекательные черты. Он не унаследовал ни живости и выразительности лица

матери, ни классической красоты отца. Джулия была несколько  разочарована,

он не оправдал ее надежд. В детстве, когда она постоянно фотографировалась

с ним вместе, он был прелестен. Теперь он сделался слишком флегматичным, и

у него всегда был серьезный вид. Пожалуй, единственное, чем он мог  теперь

похвастать, это волосы и зубы. Джулия, само собой, очень  любила  его,  но

считала скучноватым. Когда она оставалась с  ним  вдвоем,  время  тянулось

необыкновенно долго. Джулия проявляла живой интерес к вещам,  которые,  по

ее мнению, должны были его занимать - крикету и тому подобному,  но  у  ее

сына не находилось, что сказать по этому поводу. Джулия опасалась, что  он

не очень умен.

   - Конечно, он еще мальчик, - оптимистически говорила она, - возможно, с

возрастом он разовьется.

   С того времени, как Роджер пошел в подготовительную школу, Джулия  мало

его видела. Во время каникул она все вечера бывала занята в театре,  и  он

уходил куда-нибудь с отцом или друзьями, по  воскресеньям  они  с  Майклом

играли в гольф. Случалось, если Джулию приглашали к ленчу, она не виделась

с ним несколько дней подряд, не считая двух-трех  минут  утром,  когда  он

заходил к ней в комнату  пожелать  доброго  утра.  Жаль,  что  он  не  мог

навсегда остаться прелестным маленьким мальчиком, который тихо, не  мешая,

играл в ее комнате и, обвив мать ручонкой за шею, улыбался на  фотографиях

прямо в объектив. Время от времени Джулия ездила повидать  его  в  Итон  и

пила с ним чай. Ей польстило, когда она увидела в  его  комнате  несколько

своих фотографий. Она прекрасно сознавала, что ее приезд  в  Итон  вызывал

всеобщее  волнение,  и  мистер  Брэкенбридж,  старший   надзиратель   того

пансиона, где жил Роджер, считал  своим  долгом  быть  с  нею  чрезвычайно

любезным. Когда кончилось  полугодие,  Джулия  и  Майкл  уже  переехали  в

Тэплоу, и Роджер явился прямо туда. Джулия пылко расцеловала  его.  Роджер

не проявил восторга оттого, что он наконец дома, как она ожидала. Держался

он довольно небрежно. Казалось, он вдруг повзрослел не по летам.

   Роджер сразу же объявил Джулии, что желает покинуть Итон на  рождество.

Он получил там все, что мог, и теперь намерен поехать в Вену на  несколько

месяцев поучить немецкий, перед тем как поступить в Кембридж. Майкл хотел,

чтобы он стал военным, но против этого Роджер решительно воспротивился. Он

еще не решил, кем быть. И Майкла и Джулию чуть не с самого  рождения  сына

мучил страх, что вдруг он вздумает пойти на сцену, но, по-видимому, Роджер

не имел ни малейшей склонности к театру.

   - Так или иначе, толку бы из него все равно не вышло, - сказала Джулия.

   Роджер жил в Тэплоу сам по себе. С  утра  уходил  на  реку,  валялся  с

книгой в саду. На день рождения Джулия подарила ему быстроходный  дорожный

велосипед,  и  теперь  он  разъезжал  на  нем  по  проселочным  дорогам  с

головокружительной скоростью.

   - Одно утешение, - говорила Джулия, - что  с  ним  никаких  хлопот.  Он

вполне способен сам себя занять.

   По воскресеньям из города к ним наезжала куча людей - актеры,  актрисы,

какой-нибудь случайный писатель и кое-кто из  их  более  именитых  друзей.

Джулию это развлекало, и она знала, что люди любят ездить к ним в гости. В

первое воскресенье после приезда Роджера  к  ним  нахлынула  целая  толпа.

Роджер был очень вежлив с гостями. Выполнял обязанности сына хозяина  дома

как настоящий светский человек. Но Джулии  показалось,  что  внутренне  он

отчужден, словно играет роль, которой не может  целиком  отдаться.  У  нее

было неуютное чувство, что он не принимает всех этих людей  такими,  какие

они есть,  но  хладнокровно  судит  их  со  стороны.  У  Джулии  создалось

впечатление, что сын не смотрит на них всерьез.

   Они договорились с Томом, что он приедет в следующую субботу, и  Джулия

привезла его в своей машине после спектакля. Стояла лунная ночь, и в такой

час дороги были пусты. Это была волшебная поездка. Джулия хотела бы, чтобы

она длилась вечно. Она прильнула к нему, время от времени он целовал ее  в

темноте.

   - Ты счастлив? - спросила она.

   - Абсолютно.

   Майкл и Роджер уже легли, но в столовой их ждал  ужин.  Безмолвный  дом

вызывал в них ощущение, будто они забрались туда  без  разрешения  хозяев.

Словно они - два странника, которые проникли  из  ночного  мрака  в  чужое

жилище и нашли там приготовленную для них роскошную трапезу. Было  в  этом

что-то от сказок "Тысяча и одной ночи". Джулия показала Тому его  комнату,

рядом с комнатой Роджера, и пошла спать. На следующее утро она  проснулась

поздно. Был прекрасный день. Джулия никого не пригласила из города,  чтобы

весь день провести вместе с Томом. Когда она оденется, они пойдут с ним на

реку. Джулия позавтракала, приняла  ванну.  Надела  легкое  белое  платье,

которое подходило для прогулки и очень ей  шло,  и  широкополую  шляпу  из

красной  соломки,  бросавшую  теплый  отсвет  на  лицо.  Почти  совсем  не

накрасилась. Джулия поглядела в зеркало  и  довольно  улыбнулась.  Она  и,

правда, выглядела очень хорошенькой и молодой. Беспечной  походкой  Джулия

направилась в сад. На лужайке, спускавшейся  к  самой  воде,  она  увидела

Майкла в окружении воскресных газет. Он был один.

   - Я думала, ты пошел поиграть в гольф.

   - Нет, пошли мальчики. Я решил, им будет приятней,  если  я  отпущу  их

одних, - он улыбнулся своей дружелюбной улыбкой. - Они для  меня  чересчур

активны. В восемь утра они уже купались и, как только проглотили  завтрак,

унеслись в машине Роджера играть в гольф.

   - Я рада, что они подружились.

   Джулия сказала это искренне. Она  была  немного  разочарована,  что  не

смогла погулять с Томом у реки, но ей очень хотелось, чтобы он  понравился

Роджеру, у нее было  подозрение,  что  Роджер  весьма  разборчив  в  своих

симпатиях и антипатиях. В конце концов Том пробудет у них  еще  целых  две

недели.

   - Не скрою от тебя, рядом с ними я чувствую себя настоящим стариком,  -

заметил Майкл.

   - Какая ерунда! Ты куда красивее, чем любой из  них,  и  прекрасно  это

знаешь, мой любимый.

   Майкл выдвинул подбородок и втянул живот.

   Мальчики вернулись к самому ленчу.

   - Простите за опоздание, - сказал Роджер. - Была чертова  куча  народу,

приходилось ждать у каждой метки для меча. Мы загнали шары в лунки, сделав

равное число ударов.

   Они были "чертовски" голодны, возбуждены и очень довольны собой.

   - Как здорово, что сегодня нет гостей, - сказал Роджер. - Я боялся, что

пожалует вся шайка-лейка и нам придется вести себя пай-мальчиками.

   - Я решила, что не мешает отдохнуть, - сказала Джулия.

   Роджер взглянул на нее.

   - Тебе это не повредит, мамочка. У тебя очень утомленный вид.

   ("Ну и глаз, черт побери. Нет, нельзя показывать, что меня это трогает.

Слава богу, я умею играть".)

   Она весело засмеялась.

   - Я не спала всю ночь, ломала  себе  голову,  как  тебе  избавиться  от

прыщей.

   - Да, ужасная гадость. Том говорит, у него тоже были.

   Джулия перевела  глаза  на  Тома.  В  открытой  на  груди  тенниске,  с

растрепанными волосами, уже немного подзагоревший, он  казался  невероятно

юным. Не старше Роджера, по правде говоря.

   - А у него облезает нос, - продолжал со  смехом  Роджер.  -  Вот  будет

пугало!

   Джулия ощутила легкое беспокойство. Казалось, Том скинул несколько  лет

и стал ровесником Роджеру не только по годам. Они болтали чепуху. Уплетали

за обе щеки и осушили по нескольку кружек  пива,  и  Майкл,  который,  как

всегда, пил и ел очень умеренно, смотрел на них с улыбкой. Он радовался их

юности и хорошему настроению. Он напоминал Джулии  старого  пса,  который,

чуть помахивая хвостом, лежит на солнце и наблюдает за возней двух  щенят.

Кофе пили на лужайке. Было так приятно сидеть в тени, любуясь  рекой.  Том

выглядел очень стройным  и  грациозным  в  длинных  белых  брюках.  Джулия

никогда раньше не видела, что он курит трубку. Ее это  почему-то  умилило.

Но Роджер стал подсмеиваться над ним.

   - Ты почему куришь - потому  что  это  тебе  нравится  или  чтобы  тебя

считали взрослым?

   - Заткнись, - сказал Том.

   - Ты кончил кофе?

   - Да.

   - Тогда пошли на реку.

   Том нерешительно взглянул на Джулию. Роджер это заметил.

   - О, все в порядке, о моих почтенных родителях можешь не  беспокоиться.

У них есть воскресные газеты. Мама подарила мне недавно гоночный ялик.

   ("Спокойно, спокойно... Держи себя в руках.  Ну  и  дура  я  была,  что

подарила ему гоночный ялик!")

   - Хорошо, - сказала она со снисходительной улыбкой, -  идите  на  реку,

только не свалитесь в воду.

   - Ничего не случится, если и свалимся. К чаю вернемся. Папа,  теннисный

корт размечен? Мы хотели поиграть после чая.

   - Пожалуй, твой отец сможет  кого-нибудь  найти,  сыграете  два  против

двух.

   - А, не  беспокойтесь,  одиночная  игра  еще  интереснее,  да  и  лучше

разомнемся, - и, обращаясь к Тому: -  Кто  первый  добежит  до  сарая  для

лодок?

   Том вскочил на ноги и бросился бежать, Роджер -  вдогонку.  Майкл  взял

одну из газет и принялся искать очки.

   - Они хорошо поладили, правда?

   - По-видимому.

   - Я боялся, Роджеру будет здесь скучно с нами.  Хорошо,  что  теперь  у

него есть компания.

   - Тебе не кажется, что Роджер ни с кем, кроме себя, не считается?

   - Это ты насчет тенниса? Да мне, по правде говоря,  все  равно,  играть

или нет. Вполне естественно, что мальчикам хочется поиграть вдвоем.  С  их

точки зрения, я старик и только испорчу им игру. В конце концов главное  -

чтобы им было хорошо.

   Джулия почувствовала угрызения совести. Майкл был прозаичен, прижимист,

самодоволен, но он необычайно добр и уж совсем  не  эгоист!  Он  не  знает

зависти. Ему доставляет удовольствие - если это только не  стоит  денег  -

делать других счастливыми. Майкл был для Джулии  раскрытой  книгой.  Спору

нет, все его мысли банальны; с другой стороны, ни одна из  них  не  бывает

постыдна. Ее выводило из себя, что при всех его достоинствах, вместо  того

чтобы вызывать в ней любовь, Майкл вызывал такую мучительную скуку.

   - Насколько ты лучше меня, моя лапушка, - сказала она.

   Майкл улыбнулся своей милой дружелюбной улыбкой и покачал головой.

   - Нет, дорогая, у меня  был  замечательный  профиль,  но  у  тебя  есть

огромный талант.

   Джулия засмеялась.  Это  даже  забавно  -  разговаривать  с  человеком,

который никогда не догадывается, о чем идет речь. Но  что  имеют  в  виду,

когда говорят об актерском таланте?

   Джулия часто спрашивала себя, что именно поставило ее  на  голову  выше

других  современных  актеров.  В  первые  годы  ее  карьеры  у  нее   были

недоброжелатели. Ее сравнивали - и не  в  ее  пользу  -  с  той  или  иной

актрисой, пользовавшейся благосклонностью публики. Но уже давно  никто  не

оспаривал у нее пальмы первенства. Конечно, известность  ее  была  не  так

велика, как у кинозвезд. Джулия попытала удачи в кино, но не имела успеха;

ее лицо, такое подвижное и выразительное на  сцене,  на  экране  почему-то

проигрывало, и после первой же пробы она, с  одобрения  Майкла,  отвергала

все предложения, которые получала время от времени.  Играть  в  кино?  Это

ниже ее достоинства. Ее позиция сделала Джулии прекрасную рекламу.  Джулия

не завидовала кинозвездам: они  появлялись  и  исчезали,  она  оставалась.

Когда выпадал случай, она  ходила  смотреть  игру  других  ведущих  актрис

Лондона. Джулия не скупилась на  похвалы  и  хвалила  от  чистого  сердца.

Иногда чужая игра казалась ей  настолько  хорошей,  что  она  искренно  не

понимала,  почему  люди  поднимают  такой  шум  вокруг  нее,  Джулии.  Она

прекрасно знала, какой высокой репутацией пользуется у  публики,  но  сама

была о себе достаточно скромного мнения. Джулию всегда удивляло, что  люди

восторгаются какой-нибудь ее интонацией или жестом, которые приходят к ней

так естественно, что ей кажется просто невозможным сыграть иначе.  Критики

восхищались ее  разносторонностью.  Особенно  хвалили  способность  Джулии

войти в образ.  Не  то  чтобы  она  сознательно  кого-нибудь  наблюдала  и

копировала, просто когда, она бралась за новую  роль,  на  нее  неизвестно

откуда мощной волной набегали смутные воспоминания,  и  она  обнаруживала,

что знает о своей новой героине множество вещей, о  которых  раньше  и  не

подозревала. У Джулии часто возникал в памяти кто-нибудь из  знакомых  или

даже случайный человек, которого она видела на улице или  на  приеме.  Она

сочетала  эти  воспоминания  с  собственной   индивидуальностью,   и   так

создавался характер, основанный  на  реальной  жизни,  но  обогащенный  ее

опытом, ее владением актерской техникой и личным  обаянием.  Люди  думали,

что она играет только те два-три часа, что  находится  на  сцене;  они  не

знали, что олицетворяемый ею персонаж подспудно жил в  ней  весь  день;  и

когда она,  казалось  бы,  увлеченно  с  кем-нибудь  беседовала,  и  когда

занималась каким-нибудь делом. Джулии часто казалось, что в ней сочетаются

два  лица:  популярная  актриса,  всеобщая  любимица,   женщина,   которая

одевается лучше всех в Лондоне, но это - лишь иллюзия, и героиня,  которую

она изображает каждый вечер, и это - ее истинная субстанция.

   "Будь я проклята, если я знаю, что такое актерский талант,  -  говорила

она себе, - но зато  я  знаю  другое:  я  бы  отдала  все,  что  имею,  за

восемнадцать лет".

   Однако  это  была  неправда.  Если  бы  ей  представилась   возможность

вернуться назад в юность, еще не известно, пожелала бы  она  это  сделать.

Скорее нет. И не популярность, даже если хотите - слава, была  ей  дорога,

не ее власть над зрителями и не та искренняя любовь,  которую  они  к  ней

питали, и уж, конечно, не  деньги,  которые  принес  ей  талант;  нет,  ее

опьяняло другое - та неведомая сила, которую она ощущала в себе, ее власть

над материалом. Она могла получить роль, и даже не очень хорошую  роль,  с

глупым текстом, и  благодаря  своим  личным  качествам,  благодаря  своему

искусству, благодаря владению актерским ремеслом, на  котором  она  собаку

съела, вдохнуть в  нее  жизнь.  Тут  ей  не  было  равных.  Иногда  Джулия

чувствовала себя божеством.

   "И к тому же, - засмеялась она, - Тома не было бы еще на свете".

   В конце  концов,  только  естественно,  что  ему  нравится  возиться  с

Роджером. Ведь они почти ровесники. Они принадлежат  к  одному  поколению.

Сегодня первый день его отпуска, пусть повеселятся, впереди еще целых  две

недели. Тому скоро надоест проводить время с семнадцатилетним  мальчишкой.

Роджер очень мил, но скучен, материнская любовь  не  ослепляет  ее.  Нужно

следить за собой и ни в коем  случае  не  показывать,  что  она  сердится.

Джулия с самого начала решила, что не будет  предъявлять  к  Тому  никаких

требований; если  он  почувствует,  что  чем-либо  ей  обязан,  это  может

оказаться для нее роковым.

   - Майкл, почему бы тебе не  предложить  вторую  квартирку  над  гаражом

Тому?  Теперь,  когда  он  сдал  последний  экзамен   и   получил   звание

бухгалтера-эксперта, ему просто неприлично жить в  той  его  меблированной

комнате.

   - Неплохая мысль. Я у него спрошу.

   - Сэкономишь на плате агенту по сдаче внаем. Поможем ему обставиться. У

нас стоит без дела куча старой мебели. Пусть лучше Том ею пользуется,  чем

она будет просто гнить на чердаке.

   Том и Роджер вернулись к чаю, проглотили  кучу  бутербродов  и  дотемна

играли в теннис. После  обеда  они  засели  за  домино.  Джулия  разыграла

блестящую сцену - молодая мать с нежностью следит  за  сыном  и  его  юным

другом. Спать она легла рано. Вскоре мальчики тоже  поднялись  наверх.  Их

комнаты были расположены прямо над ее спальней. Она  слышала,  как  Роджер

зашел к Тому. Они принялись болтать; окна и у нее и у них были открыты, до

нее доносились их оживленные голоса. О чем, ради всего святого, они  могли

столько  говорить?!  Она  ни  разу  не  видела  ни  одного  из  них  таким

разговорчивым. Через некоторое время раздался голос Майкла:

   - А ну, марш в постель, мальчики! Болтать будете завтра.

   Они засмеялись.

   - Хорошо, папочка! - закричал Роджер.

   - Ну и болтуны вы!

   Снова послышался голос Роджера:

   - Спокойной ночи, старина.

   И сердечный ответ Тома:

   - Спокойной ночи, дружище.

   "Идиоты!" - гневно вскричала про себя Джулия.

   На следующее утро, в то время как она завтракала в постели, к ней зашел

Майкл.

   - Мальчики уехали в Хантерком играть в гольф. Они намерены сыграть  два

раунда и спросили, обязательно ли им возвращаться к ленчу. Я ответил,  что

нет.

   - Не скажу, чтобы я была в восторге оттого, что Том смотрит на наш дом,

как на гостиницу, - заметила Джулия.

   - Милая, они же мальчишки. Право, пусть развлекаются как хотят.

   Значит, сегодня она вообще не увидит Тома - между  пятью  и  шестью  ей

надо выезжать, если она хочет попасть  в  театр  вовремя.  Майклу  хорошо,

отчего ему не быть добрым... Джулия была обижена. Ей хотелось плакать. Он,

должно быть, совершенно к ней равнодушен - теперь она думала о Томе,  -  а

она-то решила, что сегодня  будет  иначе,  чем  вчера.  Она  проснулась  с

твердым намерением быть терпимой и принимать вещи такими, каковы они есть,

но ей и в голову не приходило, что ее ждет такое разочарование.

   - Газеты уже принесли? - хмуро спросила Джулия.

   В город она уехала разъяренная.

   Следующий день был немногим лучше. Мальчики решили не играть  в  гольф,

зато с утра до вечера сражались в  теннис.  Их  неуемная  энергия  страшно

раздражала Джулию. В шортах, с голыми ногами,  в  спортивной  рубашке  Том

казался не старше шестнадцати лет. Так как они купались по три-четыре раза

в день, он  не  мог  прилизывать  волосы,  и,  стоило  им  высохнуть,  они

закручивались непослушными кольцами. От этого он  казался  еще  моложе  и,

увы, еще прелестней. Сердце Джулии терзала  мука.  Ей  казалось,  что  его

манера вести  себя  странно  изменилась;  постоянно  находясь  в  обществе

Роджера, он потерял облик светского человека, который так следит за  своей

внешностью, так разборчив в том, что ему надеть, и снова  стал  неряшливым

подростком. Ни намеком, ни взглядом он не выдавал, что он -  ее  любовник;

он относился к ней так,  как  приличествует  относиться  к  матери  своего

приятеля. Каждым замечанием, проказами, даже самой  своей  вежливостью  он

заставлял ее чувствовать, что она принадлежит к другому поколению.  В  его

обращении к ней не было и следа рыцарственной галантности, которую молодой

человек должен проявлять по отношению  к  обворожительной  женщине;  такую

снисходительную доброжелательность скорее пристало  выказывать  незамужней

старой тетушке.

   Джулию возмущало, что Том послушно идет на поводу  у  мальчишки  моложе

себя. Это говорило о бесхарактерности. Но она не винила  его;  она  винила

Роджера. Его  эгоизм  вызывал  в  ней  отвращение.  Все  это  прекрасно  -

толковать, что он еще молод. Его безразличие ко всему, кроме  собственного

удовольствия,  говорит   о   безудержном   себялюбии.   Он   бестактен   и

невнимателен. Он ведет себя так, словно и дом, и прислуга, и мать, и  отец

существуют лишь для его удобства. У Джулии уже не раз сорвалось бы  резкое

слово, но она не осмеливалась при Томе читать Роджеру нотации.  Незавидная

роль. К тому же стоило побранить Роджера, у  него  сразу  делался  глубоко

обиженный вид, глаза - как у раненого олененка, и вы чувствовали, что были

жестоки и несправедливы к нему. Это доводило Джулию до исступления. Джулия

и сама так умела, это выражение глаз Роджер унаследовал от нее, она тысячу

раз пользовалась им на сцене с соответствующим эффектом и знала,  что  оно

ровно ничего не значит, но когда оно появлялось в глазах сына, это страшно

расстраивало ее.  Даже  мысль  об  этом  вызвала  в  ней  нежность.  Столь

внезапная перемена чувств открыла Джулии правду -  она  ревновала  Тома  к

Роджеру, безумно ревновала.

   Это открытие ее потрясло; она не знала,  смеяться  ей  или  сгорать  со

стыда. Несколько минут она размышляла.

   "Ну, я тебе обедню испорчу".

   Уж теперь воскресенье пройдет  совсем  иначе,  чем  в  прошлый  раз.  К

счастью. Том - сноб. "Женщина привлекает к себе  мужчин,  играя  на  своем

очаровании,  и  удерживает  их  возле  себя,  играя  на  их  пороках",   -

пробормотала Джулия и подумала: интересно, сама она придумала этот афоризм

или припомнила его из какой-нибудь пьесы.

   Джулия позвонила кое-кому.  Пригласила  на  конец  недели  Деннорантов,

Чарлза Тэмерли - тот гостил в Хенли у  сэра  Мейхью  Брейнстона,  министра

финансов. Он принял приглашение приехать и пообещал привезти сэра Мейхью с

собой. Чтобы  их  развлечь  -  Джулия  знала,  что  аристократы  вовсе  не

интересуются друг другом, когда окунаются, как они воображают, в богему, -

она позвала своего партнера по сцене Арчи Декстера и его хорошенькую жену,

игравшую под своим девичьим именем - Грейс Хардуил. Джулия не сомневалась,

что, если на горизонте появятся маркиза и маркиз, в  обществе  которых  он

сможет вращаться, и член кабинета, на которого  ему  захочется  произвести

впечатление, Том не пойдет кататься на ялике или играть в гольф. На  таком

приеме Роджер займет подобающее ему место школьника, на которого никто  не

обращает внимания, а Том увидит, какой  она  может  быть  блестящей,  если

пожелает.  Предвкушая  свое  торжество,  Джулия  смогла  стойко  перенести

оставшиеся дни. Она почти не видела Тома и Роджера, а когда у  нее  бывали

утренние спектакли, не видела их совсем. Если они не играли в  теннис  или

гольф, то носились по окрестностям в машине Роджера.

   Джулия привезла Деннорантов после спектакля. Роджер лег спать, но Майкл

и Том ждали их к ужину. Это был чудесный ужин. Слуги тоже уже легли, и они

сами себя  обслуживали.  Джулия  заметила,  как  Том  старается,  чтобы  у

Деннорантов было все, что им нужно, с какой готовностью вскакивает,  чтобы

им услужить. Его вежливость казалась чуть  ли  не  назойливой.  Денноранты

были скромной молодой парой, им и в голову  не  приходило,  что  их  титул

может иметь хоть какое-то значение, и Джордж Деннорант порядком  смутился,

когда Том забрал  у  него  грязную  тарелку  и  протянул  ему  чистую  для

следующего блюда.

   "Думаю, завтра Роджеру не с кем будет играть в гольф", -  сказала  себе

Джулия.

   Они просидели за разговорами до трех часов,  и  Джулия  заметила,  что,

когда Том желал ей спокойной ночи,  глаза  его  сияли,  но  от  любви  или

шампанского - этого она не могла сказать. Он сжал ей руку.

   - Чудесный вечер! - воскликнул он.

   Было уже позднее утро, когда Джулия в платье из органди [батист жесткой

выделки] вышла в сад во всем блеске своей красоты. Роджер сидел в шезлонге

с книгой в руках.

   - Читаешь? - спросила Джулия, поднимая действительно прекрасные  брови.

- Почему вы не играете в гольф?

   У Роджера был надутый вид.

   - Том говорит, что слишком жарко.

   - Да? - отозвалась она с очаровательной улыбкой. - А я испугалась,  что

ты счел своим долгом  остаться,  чтобы  занять  моих  гостей.  Будет  куча

народу, мы вполне сможем без тебя обойтись. Где все остальные?

   - Не знаю. Том ухлестывает за Сесили Деннорант.

   - Она очень хорошенькая.

   - Похоже, сегодня будет жуткая скука.

   - Надеюсь, Том этого не скажет, - проговорила  Джулия  с  таким  видом,

словно это ее сильно беспокоит.

   Роджер ничего не ответил.

   День прошел в точности так, как ожидала Джулия. Правда, она мало видела

Тома, но Роджер видел его еще меньше. Том очень понравился Деннорантам; он

объяснил им, каким образом избежать огромного подоходного налога,  который

им приходилось платить. Он почтительно  слушал  министра  финансов,  в  то

время как тот рассуждал о театре, и Арчи Декстера, когда тот излагал  свои

взгляды на политическую ситуацию. Джулия  еще  никогда  не  была  в  таком

ударе. Арчи Декстер обладал живым умом, неисчерпаемым запасом  театральных

историй и удивительным даром их рассказывать,  и  во  время  ленча  они  с

Джулией на пару заставили весь стол хохотать, а после чая, когда игроки  в

теннис  устали,  Джулию  уговорили  (нельзя  сказать,  чтобы  она   сильно

сопротивлялась) доставить  всем  удовольствие  своей  пародией  на  Глэдис

Купер, Констанс Колье и Герти Лоренс. Однако Джулия не забыла,  что  Чарлз

Тэмерли - ее преданный и бескорыстный воздыхатель,  и  улучила  минутку  в

сумерки, чтобы погулять с ним вдвоем. С Чарлзом она не старалась  быть  ни

веселой, ни остроумной, с ним она была мечтательна и нежна.  На  сердце  у

Джулии было тоскливо, несмотря на блестящий спектакль, который она  играла

весь день; когда вздохами, печальными взглядами и  недомолвками  она  дала

Чарлзу понять, что жизнь ее пуста и, несмотря на  свою  успешную  карьеру,

она не может не чувствовать, что упустила нечто  очень  важное,  она  была

почти искренна. Как часто она вспоминает о вилле  в  Сорренто,  на  берегу

Неаполитанского  залива...  Прекрасная  мечта.  Возможно,  там  ее   ждало

настоящее счастье, стоило лишь руку протянуть. Она сделала  глупость.  Что

все ее сценические триумфы? Иллюзия. Pagliacci [шутовство  (итал.)].  Люди

не понимают, насколько  это  верно.  Vesti  lagiubba  [буквально:  сменная

одежда; здесь маскарад (итал.)] и прочее. Она так одинока. Естественно, не

было необходимости  говорить  Чарлзу,  что  сердце  ее  тоскует  не  из-за

утерянных  возможностей,  а  из-за  того,  что   некий   молодой   человек

предпочитает играть в гольф с ее сыном, а не заниматься любовью с ней.

   А потом Джулия и Арчи Декстер сговорились  и  после  обеда,  когда  все

собрались в гостиной, без предупреждения, начав  с  нескольких  ничего  не

значащих слов, устроили друг другу ужасную  сцену  ревности,  словно  были

любовниками. В первый момент остальные не догадались, что  это  шутка,  но

вскоре их взаимные обвинения стали  столь  чудовищны  и  непристойны,  что

потонули  во  всеобщем  хохоте.  Затем  они  разыграли   экспромтом,   как

подвыпивший   джентльмен   подбирает    уличную    девку-француженку    на

Джермин-стрит. После этого с  невозмутимой  серьезностью  изобразили,  как

миссис Элвинг из "Привидений" пытается  соблазнить  пастора  Мэндерса.  Их

небольшая  аудитория  покатывалась  со  смеху.  Закончили  они  "номером",

который часто показывали на  театральных  приемах  и  отшлифовали  его  до

блеска. Это был кусок из чеховской пьесы; весь текст шел по-английски,  но

в особо патетических  местах  они  переходили  на  тарабарщину,  звучавшую

совсем как русский язык. Джулия призвала на помощь весь  свой  трагедийный

талант,  но  произносила  реплики  с  таким  шутовским  пафосом,  что  это

производило неотразимо комический  эффект.  Джулия  вложила  в  исполнение

искреннюю душевную муку, но с присущим ей живым чувством юмора сама же над

ней подсмеивалась. Зрители хохотали до упаду, держались за  бока,  стонали

от неудержимого смеха. Быть  может,  это  было  ее  лучшее  представление,

Джулия играла для Тома, и только для него.

   -  Я  видел  Сару  Бернар  и  Режан  [Режан,  Габриэль  (1857-1920)   -

французская актриса], - сказал министр финансов. - Я видел  Дузе  и  Эллен

Терри, видел миссис Кендел. "Nunc  Dimittis"  ["Ныне  отпущаеши"  (лат.)].

Сподобился.

   Джулия, сияющая, кинулась  в  кресло  и  одним  глотком  осушила  бокал

шампанского.

   "Черт меня побери, если я не испортила Роджеру обедню", - подумала она.

   Но, несмотря на все это, когда  она  спустилась  на  следующее  утро  к

завтраку,  мальчики  уже  ушли  играть  в  гольф.  Майкл   успел   отвезти

Деннорантов в город. Джулия чувствовала себя усталой. Ей пришлось  сделать

над собой усилие, чтобы весело болтать, когда Роджер и Том пришли к ленчу.

Днем они втроем отправились на реку, но у Джулии  было  чувство,  что  они

взяли ее с собой не потому, что им хотелось, а потому, что не сумели этого

избежать. Она подавила вздох, когда  подумала,  как  ждала  отпуска  Тома.

Теперь она считала дни, оставшиеся до его конца. Она испытала  облегчение,

когда села наконец в машину, чтобы ехать в Лондон. Джулия не сердилась  на

Тома, но была глубоко уязвлена; сердилась она на себя за то, что  потеряла

над собой власть. Однако, когда Джулия вошла в театр,  она  почувствовала,

что стряхнула это наваждение, как дурной сон,  от  которого  пробуждаешься

утром. Здесь, в своей уборной,  она  вновь  стала  себе  хозяйкой,  и  все

события повседневной жизни утратили важность. Ей ничто не страшно, пока  в

ее власти есть такая возможность обрести свободу.

   Так прошла вторая неделя. Майкл, Роджер и Том наслаждались жизнью.  Они

купались, играли в теннис и гольф, слонялись у реки. Осталось четыре  дня.

Осталось три дня.

   ("Ну, теперь уж я дотерплю до конца. Все изменится, когда мы вернемся в

Лондон. Нельзя показывать, как я несчастна. Нужно делать вид,  что  все  в

порядке".)

   - Повезло нам, отхватили такой кусок хорошей погоды, - сказал Майкл.  -

А Том пользовался успехом, правда? Жаль, что он не может остаться  еще  на

недельку.

   - Да, ужасно жаль.

   - Я думаю, Роджеру хорошо иметь такого товарища. Абсолютно  нормальный,

чистый английский юноша.

   - О, да, абсолютно. ("Ну и дурак! Ну и дурак!")

   - Прямо удовольствие глядеть, как они едят.

   - О, да, аппетит у них завидный. ("Господи, хоть бы они подавились!")

   Том должен был возвращаться в Лондон с  ранним  поездом  в  понедельник

утром. Декстеры, у которых был загородный дом в Борн-энде,  пригласили  их

всех в воскресенье на ленч.  Ехать  туда  собирались  на  моторной  лодке.

Теперь, когда отпуск Тома закончился, Джулия была рада, что ни разу  ничем

не  выдала  своего  раздражения.  Она  была  уверена,  что  Том  даже   не

догадывается, какую боль он ей  причинил.  Надо  быть  снисходительной;  в

конце концов, он - всего только мальчик, и если уж ставить точки над  "i",

она годится ему в матери. Конечно, печально, что она потеряла  из-за  него

голову, но что поделаешь, слезами горю не поможешь, она  с  самого  начала

сказала себе, что он не должен  чувствовать,  будто  она  как-то  на  него

притязает. В воскресенье они никого не  ждали  к  ужину.  Джулии  хотелось

побыть вдвоем с Томом в этот последний вечер. Конечно, это невозможно, но,

во всяком случае, они смогут погулять вместе в саду.

   "Интересно, он заметил, что ни разу меня не поцеловал с  тех  пор,  как

сюда приехал?"

   Можно было бы покататься на ялике. Как божественно будет хоть несколько

мгновений побыть в его объятиях, это вознаградило бы ее за все.

   У Декстеров собрались в основном  актеры.  Грейс  Хардуил,  жена  Арчи,

играла в музыкальной комедии, и там была целая куча  хорошеньких  девушек,

танцевавших в оперетте, в которой  Грейс  тогда  пела.  Джулия  с  большой

естественностью изображала примадонну, которая ничего из себя  не  строит.

Она очаровательно улыбалась девицам с обесцвеченным перекисью перманентом,

зарабатывающим в хоре три фунта в неделю. У многих  гостей  были  с  собой

фотоаппараты, и  она  любезно  позволяла  себя  снимать.  Она  восторженно

аплодировала, когда Грейс исполнила свою знаменитую арию под аккомпанемент

самого композитора. Она громче всех смеялась, когда комедийная  "старуха",

изобразила ее, Джулию, в  одной  из  самых  известных  ролей.  Было  очень

весело, шумно и беззаботно. Джулия искренно наслаждалась, но когда пробило

семь,  без  сожаления  собралась  уезжать.  В  то  время  как  она  горячо

благодарила хозяев дома за приятный вечер, к ней подошел Роджер.

   - Послушай, мам, тут собралась компания,  едут  в  Мейднхед  ужинать  и

потанцевать и зовут нас с Томом. Ты ведь не возражаешь?

   Кровь прихлынула к щекам Джулии. Она не  могла  совладать  с  собой,  и

голос ее прозвучал довольно резко.

   - А как вы вернетесь?

   - Не беспокойся, все будет в порядке. Кто-нибудь нас подкинет.

   Джулия беспомощно взглянула на сына. Ей нечего было возразить.

   - Будет страшно весело, мама. Том безумно хочет поехать.

   Ее сердце упало. Лишь с величайшим трудом ей удалось овладеть  собой  и

не закатить ему сцену.

   - Хорошо, милый. Только не возвращайся слишком поздно. Помни, что  Тому

вставать чуть свет.

   В это время Том сам к ним подошел и услышал ее последние слова.

   - Вы действительно ничего не имеете против? - спросил он.

   - Конечно, нет. Надеюсь, вы хорошо проведете там время.

   Она весело улыбнулась, но глаза ее сверкали холодным блеском.

   - А я рад, что мальчики уехали, - сказал Майкл, садясь в  лодку.  -  Мы

уже целую вечность не были с тобой вдвоем.

   Джулия  стиснула  зубы,  чтобы  не  взорваться  и  не   попросить   его

попридержать свой  дурацкий  язык.  Ее  душила  черная  ярость.  Это  было

последней каплей. Том не замечал  ее  все  две  недели,  он  даже  не  был

элементарно вежлив, а она -  она  вела  себя,  как  ангел.  Какая  женщина

проявила бы столько терпения? Любая другая  на  ее  месте  велела  бы  ему

убираться вон, если он не  знает,  что  такое  простое  приличие.  Эгоист,

дурак, грубиян - вот что он такое. Жаль, что  он  уезжает  завтра  сам.  С

каким удовольствием она выставила бы его за дверь со всеми его  пожитками!

Как он осмелился так с ней обращаться, этот  ничтожный  маленький  клерк?!

Поэты, члены кабинета министров, пэры Англии с радостью отменили бы  самую

важную встречу, лишь бы поужинать с ней,  а  он  бросил  ее  и  отправился

танцевать с кучей крашеных блондинок, которые совершенно не умеют  играть.

Ясно, что он глуп как пробка. Что уж  тут  говорить  о  благодарности.  За

последнюю тряпку, которая надета на  нем,  плачено  ее  деньгами.  А  этот

портсигар, которым он так гордится, разве не она подарила его?  А  кольцо?

Ну, нет, это ему даром не пройдет, она с ним сквитается. И она даже  знает

как. Она знает его самое уязвимое  место,  знает,  как  ранить  его  всего

больней. Уж она сумеет задеть его за живое! Джулии стало немного  полегче,

когда она принялась в подробностях придумывать план мести. Ей не терпелось

поскорее привести его в исполнение, и не успели они вернуться  домой,  как

она поднялась к себе в спальню. Вынула из сумочки четыре купюры  по  фунту

стерлингов и одну - на десять шиллингов. Написала короткую записку:

 

   "Дорогой Том.

   Вкладываю деньги, которые надо оставить слугам, так как не  увижу  тебя

утром. Три фунта дай дворецкому,  фунт  -  горничной,  которая  чистила  и

отглаживала тебе костюмы, десять шиллингов - шоферу.

   Джулия".

 

   Она позвала Эви и велела, чтобы горничная, которая разбудит Тома завтра

утром,  передала  ему  конверт.  Когда  Джулия  спустилась  к  ужину,  она

чувствовала себя гораздо лучше. Пока они ели, вела  с  Майклом  оживленный

разговор, потом они сели играть в безик. Даже если  бы  она  целую  неделю

ломала себе голову, как сильней уколоть Тома, она не придумала  бы  ничего

лучшего.

   Но уснуть Джулия не смогла. Она лежала в постели  и  ждала  возвращения

Роджера и Тома.  Ей  пришла  в  голову  мысль,  прогнавшая  весь  ее  сон.

Возможно, Том поймет, как он мерзко себя вел. Если он хоть на  секунду  об

этом задумается, он увидит, как он ее огорчил; быть может, он пожалеет  об

этом, и  когда  они  вернутся  и  Роджер  пожелает  ему  доброй  ночи,  он

прокрадется к ней в комнату. Если Том это сделает, она  ему  все  простит.

Письмо, наверное, лежит в буфетной, ей будет нетрудно спуститься  тихонько

вниз и забрать его. Наконец подъехала машина. Джулия включила свет,  чтобы

взглянуть на часы. Три часа. Она слышала, как  юноши  поднялись  наверх  и

разошлись по своим комнатам. Джулия ждала. Зажгла ночник у кровати,  чтобы

Тому было видно, когда он откроет дверь.  Она  притворится,  что  спит,  а

когда он подойдет к ней на цыпочках, медленно откроет  глаза  и  улыбнется

ему. Джулия ждала. В тишине ночи она  услышала,  как  он  лег  в  постель;

щелкнул выключатель. С минуту она глядела прямо перед собой, затем,  пожав

плечами, открыла ящичек в тумбочке возле кровати и взяла из  пузырька  две

таблетки снотворного.

   "Если я не усну, я сойду с ума".