Картина четвертая

Чтение для души

Читать






Вспыхивает свет, освещающий календарный листок. На нем число: 19 ноября. Когда он исчезает, куклы замерли, как неживые. Маруся разговаривает с ними.





Маруся. Дети, я научилась ссориться. Что делать? В азарт вхожу. Иной раз даже обидно мириться, - вот я во что превратилась. Началось с пустяков. Сережа при чужих сказал, чтобы я вышла из комнаты. Я, конечно, вышла. И тут родилась первая ссора. Я молчу, и он молчит. Я самостоятельный человек. А он мужчина. Потом прошла неделя, и вдруг показалось мне, что он похудел, сжалось у меня сердце, бросилась я к нему на шею, и прожили мы так мирно, так славно, так близко, как никогда в жизни, дней пять. Потом он вдруг обиделся. А на что - не могу вспомнить, вот что смешно. Мы вместе не могли вспомнить. Но молчали неделю. И пришел он ко мне мириться первый. И снова мир. В чем дело, дети? Может быть, любовь имеет свой возраст. Сначала любовь - ребенок, все умиляются, смеются каждому словечку, радуются. А потом глядишь - и вырос ребенок. Любовь-подросток командует нами. Подросток. Легко ли? Переходный возраст, со всякими глупостями. Ах, Сережа, Сережа! Шучу я с вами, дети, чтобы себя подбодрить. В последней ссоре было что-то, говоря прямо, страшное. Я попросила его объяснить мне один вопрос по высшей математике. Стал он объяснять. Я не понимаю. И он заорал на меня, с ненавистью, с отвращением, как на врага, - вот чего никогда не было. Нет, надо иметь смелость и сказать - в последней ссоре было что-то безобразное. Так ссориться я не научусь. Если тебя подбрасывать - будет только смешно и жутковато. А если на пол швырнуть разобьешься. Верно, кукла? Ты неживая - и то разобьешься. А ведь я живая. Если...





Звонок. Маруся убегает и возвращается с Юриком и Валей.





Больше всего мне хотелось, чтобы это вы пришли. Садитесь. Какую картину видели?





Валя. Немое кино. "Человек из ресторана". Подумать только - ни звука, ни слова, а все понятно.





Юрик. Меня другое удивило.





Валя. Юрик, только не шутите! Я так настроена серьезно, так мне жалко всех, а вы начнете подсмеиваться, и все пропадет.





Юрик. Нет, я шутить не собираюсь. Я другое хочу сказать. Смотрел я картину и удивлялся. Можно было подумать, что собрались в кино люди только хорошие.





Маруся. Почему?





Юрик. До тонкости все понимали: кто поступает правильно, кто нет, кому надо сочувствовать, кого ненавидеть или презирать. Ахали в один голос, и смеялись, и даже плакали.





Валя. Что ж тут удивительного?





Юрик. Если бы они в жизни так отчетливо понимали, что хорошо, что плохо, вот славно жилось бы!





Валя. Все понимают!





Юрик. Когда стукнет.





Маруся. А ты и без этого все понимаешь?





Юрик. Я все понимаю. Мне объяснять не надо.





Маруся. Ты куда, Валя?





Валя. Чай поставить можно?





Маруся. Что спрашивать-то.





Валя убегает.





Чего-то она в последнее время нервничает.





Юрик. Не замечал. А вот у тебя что-то неладно в жизни.





Маруся. Юрик, не барахли.





Юрик. Ты, конечно, не скажешь никому. Разве что куклам. Да и тем как-нибудь повеселее, чтобы непохоже было, что жалуешься.





Маруся. С чего ты взял?





Юрик. Знаю, знаю! Такими уж мы выросли. Поди у нас в детдоме пожалуйся. Мы, бедные сиротки, этого не любили.





Маруся. Юрик!





Юрик. Ладно, ладно, расспрашивать не буду. Нервничает, говоришь. Валя? С учением неладно?





Маруся. Вполне благополучно.





Юрик. Дома обижают?





Маруся. Она в общежитии живет.





Юрик. По комсомольской линии неприятности?





Маруся. Все хорошо.





Юрик. Чего же ей еще надо?





Маруся. Не знаю. Может быть, влюбилась.





Юрик. Что ты, что ты, она о таких делах даже и не думает. А тебе я вот что скажу. Вот компас. Мне его жена подарила.





Маруся. Юрик! Мы вместе его купили! Я покупала ватманскую бумагу, а ты купил себе компас.





Юрик. Неважно. Мне она, значит, другой преподнесла. Вот. Гляди. Юго-восток. Тут по прямой линии пойди - работает Вася Захаров. Едет сейчас на машине своей. Хорошо! Не в комнате сидит, а на машине едет.





Маруся. Там ночь уже, в Таджикистане. Он спит.





Юрик. Он сегодня в ночной смене. Едет по степи. На горы смотрит, я чувствую. Компас на Пензу. Лешка Гауптман тоже в командировке. Он собирает для пензенского музея что-нибудь благородное. Ел он сегодня или нет, конечно, неизвестно. Ты его характер знаешь. Если напомнят, поест. А не напомнят - он и не спросит. Стаську я видел с месяц назад, случайно встретил. Еще с Сережей познакомил. Привозили ее на один спектакль из Москвы.





Маруся. И она ко мне не зашла?





Юрик. Утром репетировала, вечером сыграла - и на поезд. Не хотела особенно показываться. "Еще, говорит, ничего не добилась". Но она добьется. Голос золотой, лицо, рост. Она из нас самая честолюбивая, что ли. Но все равно, она как все мы. И она в комнате не сидит. В ее комнате - три стенки. А четвертой нет. И она выходит: "Глядите, вот как я работаю".





Маруся. Как Стаськино полное имя? Никогда не знала. (Укладывается на диване калачиком. Кладет голову Юрику на колени.)





Юрик. И я недавно узнал: Станислава Арнольдовна. Ставлю компас на Хаджибекова. Ты еще помнишь, каково учителю в классе?





Маруся. Приблизительно.





Юрик. А я тебе скажу, что Стаське - куда менее страшно. Учитель тоже, как артист, все время у зрителя на глазах. Только школьный зритель об одном и думает - когда перемена. И разглядывает учителя, как в микроскоп. Хаджибеков наш из адыгейцев. Парень горячий. Физику, мало сказать, любит. Считает наукой наук. Может, он и зажжет класс, конечно. Но разве его весь зажжешь? Сердится. Однако не сдается. Все мы как на переднем крае.





Маруся. И я?





Юрик. И ты. А на переднем крае строго. Народ мы обыкновенный. Может, умрем, и никого не вспомнят, кроме Стаськи разве. Но мы подобрались все как один - добросовестные. А на добросовестных мир держится. Вспомни - кем мы были? Война наших близких растоптала. Сидим в темноте маленькие в интернате, поем, как голосим. А к чему привело - научились петь и прославились пением своим на всю область. И ты научишься, как на свете жить.





Маруся. Научусь?





Юрик. А как же может быть иначе?





Маруся. Как ты угадал, что мне надо помочь? Что именно мне надо сказать?





Юрик. Любовь научила.





Маруся. Любовь - дело недоброе.





Юрик. Не говори глупости, девчонка. Ты только начала любить. Любовь это...





Дверь открывается, и входит Сережа. Маруся и не думает переменить положение. Ни признака смущения на ее лице. Не двигается и Юрик. Только Сережа невольно делает шаг назад.





Ты что думаешь - я у тебя жену отбиваю? Нет, к сожалению. Ее не отобьешь.





Маруся. Юрик, не барахли. Сережа, хочешь чаю? Там Валя на кухне занялась хозяйством.





Юрик. Пойду помогу.





Бережно приподнимает Марусину голову. Маруся встает. Юрик уходит.





Маруся. Ну, Сережа? Как будет у нас сегодня? Буду я как бы пустым местом? Или ты будешь меня учить? Или примешься говорить о глупости женщин вообще? Сегодня я сказала Юрику: любовь - дело недоброе. Вот я чему научилась!





Сережа. Не умею я разговаривать на подобные темы.





Маруся. Ну что ж, давай опять молчать. Лишь бы не кричать.





Сережа, Постой. Не уходи. Пожалуйста. У меня не ладится работа, а когда не ладится - я на всех бросаюсь.





Маруся. Почему же ты мне не сказал?





Сережа. Я ничего тогда не вижу. И ничего не понимаю. Я знаю, что нет дела подлее, чем вымещать несчастья на невиноватых, на своих, на тех, кто послабей, на тех, кто любит и терпит. И... говорить, так все говорить - сейчас вдруг я понял, как ты мне дорога.





Маруся. Правда?





Сережа. Меня вдруг как пронзило сейчас. Я... Ну, понимаешь, почудилось мне, что я оттолкнул тебя. Сейчас почудилось. Когда я вошел в комнату.





Маруся. Мы вспоминали друзей, школу...





Сережа. Я понимаю. Я ничего не говорю. Но... Воздух не замечаешь. Отними заметишь. Я, Маруся, без тебя не могу жить. Задохнусь. Помни это. Терпи меня.





Маруся. Сереженька!





Сережа. Обещаю тебе. Слово даю. Никогда. Никогда больше не обижу тебя. Никогда! Никогда в жизни!



Картина пятая далее…
 
Miau!