12
Чтение для души
Читать
Изабелла спрятала письмо в карман и встретила гостя приветливой улыбкой, не обнаруживая даже тени волнения и сама немного дивясь своему спокойствию.
– Мне сообщили, что вы в парке, – сказал лорд Уорбертон. – В гостиной никого не оказалось, а так как приехал я в сущности, чтобы повидать вас, то без лишних церемоний прошел прямо сюда.
Изабелла встала: ей почему?то не хотелось, чтобы он сейчас сел возле нее.
– А я как раз собиралась домой, – сказала она.
– Погодите, прошу вас – на свежем воздухе гораздо приятнее! Я приехал из Локли верхом. Чудесный выдался день!
Он улыбался необыкновенно дружеской, располагающей улыбкой и весь, казалось, излучал радость отменного самочувствия и отменной про? гулки верхом – радость жизни, которая произвела на Изабеллу столь чарующее впечатление в первый день их знакомства. Она окружала его, словно теплый июньский воздух.
– Тогда походим немного, – предложила Изабелла.
Ее не оставляла мысль, что он приехал с определенным намерением, и желание избежать объяснения боролось "в ней с не меньшим желанием удовлетворить свое любопытство. Его намерения уже однажды приоткрылись ей и, как мы знаем, вселили в нее немалую тревогу. Тревога эта была вызвана многими чувствами, отнюдь не всегда неприятными; она потратила два дня, разбираясь в них, и сумела отделить то, что было для нее привлекательным в «ухаживаниях» лорда Уорбертона, от того, что ее тяготило. Иной читатель, пожалуй, заключит, что наша героиня была не в меру тороплива и вместе с тем чересчур разборчива; но второе обвинение, если оно справедливо, очистит ее, пожалуй, от пятна, которое налагает на нее первое. Изабелла вовсе не спешила убедить себя, что этот земельный магнат, как при ней не раз называли лорда Уорбертона, сражен ее красотой; предложение, исходившее от такого лица, не столько разрешало трудности, сколько их создавало. Все говорило за то, что лорд Уорбертон – «персона», и она старалась разобраться, что это значит. Рискуя лишний раз навлечь на нашу героиню упрек в самонадеянности, мы все же не можем утаить тот факт, что сама возможность обожания со стороны «персоны» порою казалась Изабелле поползновением на ее личность, чуть ли не оскорбительным и, уж во всяком случае, в высшей степени неприятным. До сих пор среди ее знакомых не было «персон». Они не встречались на ее жизненном пути, возможно, потому, что такого рода лица не водились в ее родной стране. В основе личного превосходства, полагала Изабелла, лежит характер и ум – то, что может привлечь в мыслях человека и его речах. Она сама обладала характером, о чем прекрасно знала, а потому истинно высокая духовность в ее представлении определялась прежде всего нравственными категориями – т. е. качествами, в оценке которых она исходила из того, откликнется на них или нет ее возвышенная душа. Лорд Уорбертон маячил перед ней как нечто огромное и ослепительное, сочетающее в себе такие свойства и возможности, к которым ее простые мерки были неприложимы: здесь вступала в силу иная шкала ценностей – шкала, которую она, с ее обыкновением судить о вещах легко и быстро, не находила в себе терпения построить. Он словно требовал от нее чего?то такого, чего еще никто не осмеливался требовать. Этот земельный магнат, этот политический туз возымел, как ей казалось, намерение вовлечь ее в свою орбиту, в которой существовал и вращался по собственным законам. Какой?то внутренний голос, не то что бы требовательный, а скорее убеждающий, говорил ей: не поддавайся! у тебя есть свой мир, своя орбита. Он нашептывал ей и другие слова, которые одновременно и перечеркивали и подкрепляли друг друга – слова о том, что она сделает неплохой выбор, доверив себя такому человеку, и что ей будет интересно войти в его мир и взглянуть на него его глазами, но что, с другой стороны, мир этот, несомненно, полон таких вещей, которые будут ежечасно лишь усложнять ей жизнь и вообще в своей косности и неразумности лягут на нее бременем. К тому же тут замешался некий молодой человек, который только что приехал из Америки; своей орбиты у него не было, но был характер, и она знала, что бесполезно даже пытаться убеждать себя, будто он не оставил следа в ее душе. Письмо в ее кармане свидетельствовало как раз об обратном. И все же – осмелюсь повторить – не смейтесь над этой простодушной девушкой из Олбани, раздумывавшей, принять ли ей предложение руки и сердца английского пэра – предложение, которое еще не было сделано, – и склонной считать, что ей может представиться и лучший выбор. Изабелла верила в свою звезду, и если в ее умных рассуждениях было немало безрассудства, то, к радости строгих судей, спешим сообщить: позднее она набралась ума, но ценою таких безрассудств, что остается только взывать к милосердию.
Лорд Уорбертон был, по?видимому, готов ходить, сидеть – словом, делать все, что угодно Изабелле, в чем он тотчас заверил ее как джентльмен, для которого нет ничего приятнее исполнения светских обязанностей. Тем не менее он не вполне владел собой и, когда он молча шел с нею рядом, то и дело украдкой поглядывая на нее, эти взгляды и смех невпопад выдавали смущение. И раз мы снова коснулись этой темы, повторим уже сказанное нами – да, безусловно, англичане самый романтический в мире народ, и лорд Уорбертон намеревался подтвердить это собственным примером. Он намеревался сделать шаг, который должен был вызвать удивление всех и недовольство большинства его друзей, тем паче что на первый взгляд шаг этот мог показаться крайне необдуманным. Молодая особа, ступавшая с ним рядом по лужайке, приехала из несуразной заокеанской страны, которую он достаточно изучил; о ее семье, о ее близких он имел самое смутное представление и знал о них только то, что они типичные американцы, а следовательно, люди незначительные и ему чуждые. Сама мисс Арчер не могла похвастать ни состоянием, ни тем типом красоты, от которой, по мнению толпы, мужчине простительно терять голову, к тому же, как он подсчитал, он провел в ее обществе каких?нибудь двадцать шесть часов. Итак – стойкость вспыхнувшего чувства, не желавшего уняться, несмотря на все имевшиеся к тому основания, и всеобщее осуждение, особенно со стороны той половины человечества, которой не терпится судить других, – таковы были итоги. И, взвесив все эти обстоятельства, лорд Уорбертон решительно отогнал от себя мысли о них, они так же мало значили для него, как розан в петлице. Счастлив тот, кому большую часть жизни удавалось без особых усилий не навлекать на себя неудовольствия друзей, потому что, когда понадобится пойти по иной стезе, это не будет скомпрометировано досадными воспоминаниями.
– Надеюсь, прогулка верхом доставила вам удовольствие, – сказала Изабелла, от которой не ускользнуло замешательство ее спутника.
– Огромное. Хотя бы потому, что она привела меня сюда.
– Вам так нравится Гарденкорт? – спросила Изабелла, все больше и больше убеждаясь, что он приехал объясниться; не желая побуждать его к этому, если он еще не решился, она вместе с тем старалась сохранить ясность мысли на случай, если он все же заговорит. Ей вдруг пришло на ум, что всего несколько недель назад она сочла бы подобную сцену чрезвычайно романтичной: парк в старинном английском поместье, на переднем плане – «знатнейший», как она полагала, лорд, признающийся в любви молодой особе, которая при ближайшем рассмотрении обнаруживала черты несомненного сходства с нею самой. Теперь, оказавшись героиней этой сцены, она тем не менее весьма успешно наблюдала ее со стороны.
– Гарденкорт нисколько меня не привлекает. Меня привлекаете здесь только вы.
– Но вы слишком мало меня знаете, чтобы иметь право так говорить, и я не верю в серьезность ваших слов.
Произнося такую фразу, Изабелла несколько кривила душой: она не сомневалась в искренности лорда Уорбертона, но, вполне сознавая это, платила дань предвзятому мнению большинства людей, у которых столь скоропалительное признание вызвало бы удивление. Более того, если ей нужны были какие?то доказательства – а она и без того знала, что лорд Уорбертон не принадлежит к числу тех, кого называют вертопрахами, – тон, каким он произнес свой ответ, мог в полной мере послужить этой цели.
– Право в таких вопросах дает не время, мисс Арчер, а глубина чувств. Знай я вас три месяца, это ничего бы не изменило: я был бы так же уверен в своих чувствах, как теперь. Да, я видел вас очень мало, но мое впечатление о вас сложилось в первый же час нашего знакомства. Не теряя времени, я сразу же влюбился в вас. С первого взгляда, как пишут в романах: теперь?то я знаю, что это не просто образное выражение, и впредь буду относиться к романам с большим доверием. Два дня, что я провел здесь, решили все; не знаю, заметили ли вы это, но я с величайшим вниманием наблюдал – мысленно, разумеется, – за каждым вашим шагом. От меня не ускользнуло ни одно ваше слово, ни один ваш жест. А когда позавчера вы приехали в Локли – вернее, когда вы уехали, – у меня уже не осталось ни малейших сомнений. И все же я положил еще раз проверить себя и строжайше допросить. Я это сделал – все эти дни я только этим и занимался. В таких вещах мне не свойственно ошибаться: я из разряда очень разумных животных. Я не легко загораюсь, но если сердце мое задето, это навсегда. Навсегда, мисс Арчер, навсегда, – повторил лорд Уорбертон так дружески, так ласково, так нежно, как никогда еще никто с Изабеллой не говорил, и глаза его, полные любви – любви, очищенной от всего низменного, от жара страсти, от исступления, от безрассудства, – сияли ровным тихим светом, точно защищенная от ветра свеча.
Пока он говорил, они, словно по молчаливому согласию, все замедляли и замедляли шаг, потом совсем остановились, и он взял ее руку в свою.
– Ах, лорд Уорбертон, вы так мало меня знаете! – сказала Изабелла очень мягко. И так же мягко отняла руку.
– Не корите меня этим, мне и без того грустно, что я недостаточно знаю вас и столько из?за этого упустил. Но я хочу наверстать упущенное и, мне кажется, избираю самый верный путь. Согласитесь стать моей женой, и я узнаю вас, и когда мне захочется сказать вам все то хорошее, что я о вас думаю, вы не сможете возразить, будто я говорю так по неведению.
– Вы мало меня знаете, – повторила Изабелла, – а я вас и подавно.
– Вы имеете в виду, что, в отличие от вас, я вряд ли выиграю при более близком знакомстве? Вполне возможно. Но поверьте, если уж я осмелился так говорить с вами, значит, я готов сделать все, что в моих силах, чтобы вы были мною довольны. Ведь вы неплохо относитесь ко мне, не правда ли?
– Я очень хорошо к вам отношусь, лорд Уорбертон, – ответила Изабелла, и в эту минуту он и в самом деле был ей очень мил.
– Благодарю вас. Стало быть, в ваших глазах я не совсем чужой.
Право, я всегда вполне сносно справлялся со всеми другими своими обязанностями и не думаю, что оплошаю в той, которую беру на себя по отношению к вам, тем более что она мне приятней всех прочих. Спросите обо мне тех, кто меня знает: у меня много друзей, и они скажут вам обо мне доброе слово.
– Мне не нужны поручительства ваших друзей, – сказала Изабелла.
– Очень рад это слышать. Стало быть, вы доверяете мне?
– Всецело, – кивнула она, и на душе у нее стало как?то особенно светло, потому что это было действительно так.
Лицо ее спутника просияло улыбкой, он глубоко и радостно вздохнул.
– Пусть я лишусь всего, что у меня есть, если не оправдаю вашего доверия, мисс Арчер!
«Неужели он сказал это, чтобы напомнить мне, как он богат?» – подумала Изабелла, но тут же решительно отвергла эту мысль. Лорд Уорбертон, по собственному его выражению, «заминал» это обстоятельство, и, в самом деле, он мог быть вполне спокоен, что оно не ускользнет из памяти его собеседника, тем паче собеседницы, которой он предлагал руку и сердце. Изабелле, которая с самого начала напрягала все силы, чтобы не разволноваться, удавалось сохранять ясную голову, так что даже слушая его и соображая, как лучше ему ответить, она нет?нет да позволяла себе удовольствие оценить его несколько критически. «Что же сказать?» – спрашивала она себя. Ей от души хотелось сказать ему что?нибудь не менее ласковое, чем то, что сказал ей он. Слова его не оставляли сомнений: Изабелла чувствовала, что – по какой?то непостижимой причине – в самом деле была ему дорога.
– Не знаю, как выразить вам мою признательность, – решилась она наконец. – Ваше предложение – большая честь для меня.
– Только не это! – вырвалось у него. – Я так и знал, что вы скажете что?нибудь в таком роде. Зачем вы это говорите? Зачем выражаете мне признательность? Напротив, это я должен вас благодарить за то, что вы согласились выслушать меня: ведь мы едва знакомы, а я уже обрушиваю на вас свои излияния. Что и говорить, это серьезный вопрос, и я понимаю, мне легче задать его, чем вам на него ответить. Но то, как вы слушали меня – или хотя бы то, что вы вообще выслушали меня, – позволяет мне надеяться.
– Не надо слишком надеяться, – сказала Изабелла.
– О мисс Арчер! – пробормотал лорд Уорбертон, снова улыбаясь, но сохраняя всю свою серьезность, словно такого рода предостережение вполне могло быть вызвано игрой ликующих чувств, бьющей ключом радостью.
– А если я скажу, что не надо надеяться, совсем не надо, это вас очень поразит?
– Поразит? Не знаю, что вы разумеете под этим словом. Это не поразит меня, а сразит.
Изабелла опять двинулась по дорожке, минуту другую она хранила молчание.
– Я уверена, что, хотя и так очень ценю вас, познакомься мы покороче, вы только выросли бы в моих глазах. Но я отнюдь не уверена, что вас не постигнет разочарование. Я говорю так не из ложной скромности, а совершенно искренно.
– Я готов пойти на риск, мисс Арчер, – возразил ее спутник.
– Это, как вы сказали, серьезный вопрос. Очень трудный вопрос
– А я и не рассчитываю, что вы тотчас дадите мне ответ. Думайте, сколько считаете нужным. Если я выиграю от ожидания, я с радостью готов ждать и ждать. Только помните: от вашего ответа зависит счастье всей моей жизни.
– Мне не хотелось бы держать вас в неопределенности.
– Ну что вы! Я предпочту услышать добрую весть через полгода, чем дурную сейчас.
– Но вполне возможно, что и через полгода весть не будет доброй в вашем понимании.
– Но почему? Вы же сами сказали, что относитесь ко мне хорошо
– Вне всяких сомнений, – подтвердила Изабелла.
– За чем же дело стало? Чего еще вам искать?
– Дело не в том, чего я ищу, а в том, смогу ли я дать вам то, чего ищете вы. Мне кажется, я не подхожу вам, право же, не подхожу.
– Пусть вас это не беспокоит. Позвольте мне решать. К чему быть большим роялистом, чем сам король?
– И не только это, – продолжала Изабелла. – Я еще не знаю, хочу ли вообще выйти замуж.
– Наверное, не знаете. Не сомневаюсь, что многим молодым женщинам поначалу вовсе не хочется выходить замуж, – возразил его светлость, хотя, кстати сказать, вовсе не считал это утверждение аксиомой, а просто пытался скрыть охватившее его волнение. – Но они почти всегда дают себя уговорить.
– Да, но потому что хотят этого, – усмехнувшись, сказала Изабелла Лорд Уорбертон изменился в лице и несколько мгновений молча смотрел на нее.
– Боюсь, что причина ваших колебаний иная, – вдруг сказал он. – Я – англичанин, а ваш дядюшка, как мне известно, считает, что вам следует выйти замуж у себя на родине.
Изабелла не без интереса выслушала эту новость: ей и в голову не приходило, что мистер Тачит станет обсуждать ее матримониальные планы с лордом Уорбертоном.
– Он сам вам это сказал?
– Да, он как?то высказался в этом духе. Но, возможно, речь шла об американках вообще.
– Однако ему самому жизнь в Англии как будто очень нравится. Хотя по тону высказывание это звучало несколько строптиво, означало оно только то, что по ее наблюдениям дядя, по крайней мере внешне, вполне доволен своей судьбой, – и еще, что она отнюдь не склонна придерживаться какой?либо одной, ограниченной точки зрения. Но в лорда Уорбертона ее слова вселили надежду, и он тут же с живостью воскликнул:
– Ах, дорогая мисс Арчер, поверьте, наша старая добрая Англия – отличная страна. И станет еще лучше, когда мы ее чуть?чуть подновим.
– Не надо ее подновлять, лорд Уорбертон, не надо ничего трогать. Мне она нравится такая, какая есть.
– Но, если вам здесь нравится, тогда я уже совсем отказываюсь понять, почему вы не хотите принять мое предложение.
– Боюсь, я не сумею вам это объяснить.
– Но попытайтесь хотя бы. Я довольно понятлив. Может быть, вас пугает… пугает климат? Мы можем поселиться в другой стране. Вы выберете себе какой угодно климат, в любой ч"?.с" и света.
В этих словах была такая безмерная искренность и доброта, как в объятиях сильных рук, – Изабелле даже показалось, что вместе с его чистым дыханием на нее повеяло запахом неведомых садов, крепкой свежестью ветра. Она многое отдала бы сейчас, чтобы ей захотелось прямо и просто сказать ему: «Лорд Уорбертон, в этом удивительном мире я не знаю для себя лучшей доли, чем с благодарностью довериться вашей любви». Но хотя успех кружил ей голову, она все же сумела отступить и укрыться от его лучей в густую тень, как попавший в неволю дикий зверек, запертый в просторной клетке. «Великолепная» будущность, которую ей предлагали, не была пределом ее мечты. И слова, которые она наконец произнесла, были совсем иными – они просто отдаляли необходимость одним ударом разрубить этот узел.
– Надеюсь, вы не посетуете на меня, если я попрошу больше не говорить об этом сегодня.
– Конечно, конечно! – поспешил согласиться ее спутник. – Я ни за что на свете не хотел бы докучать вам.
– Мне придется о многом подумать, и, обещаю вам, я отнесусь к вашему предложению очень серьезно.
– Только об этом я и прошу вас, только об этом. И еще, помните: мое счастье всецело в ваших руках.
Изабелла с должным вниманием выслушала его слова, что, однако, не помешало ей минутой спустя добавить:
– Не скрою, что буду думать о том, какими словами сказать вам, почему ваша просьба невыполнима, – как сказать вам это, не слишкем вас огорчив.
– Таких слов нет, мисс Арчер. Не буду утверждать, что ваш отказ убьет меня, нет, я не умру от этого. Но мне не для чего будет жить, а это еще хуже.
– Вы будете жить и женитесь на женщине, которая лучше меня
– Пожалуйста, не надо, – очень серьезно сказал лорд Уорбертон. – Вы несправедливы и к себе, и ко мне.
– Ну тогда на женщине, которая хуже меня.
– Возможно, есть женщины лучше вас, – продолжал он, не меняя тона, – но мне они не по нраву. Вот все, что я могу сказать. У каждого свой вкус.
Его серьезность сообщилась ей, и высказала она это тем, что снова попросила его пока не касаться этой темы.
– Я сама вам отвечу – очень скоро. Может быть, напишу.
– Как вам удобнее, как вам удобнее, – ответил он. – Время будет тянуться для меня медленно, но ничего не поделаешь, придется набраться терпения.
– Я не буду долго держать вас в неизвестности, вот только соберусь с мыслями.
Он с грустью вздохнул и, остановившись, посмотрел на нее долгим взглядом; в его заложенных за спину руках нервно ходил стек.
– Знаете, я начинаю бояться – да, бояться вашего необыкновенного характера.
При этих словах – хотя биограф нашей героини вряд ли сумеет растолковать почему – Изабелла вздрогнула и покраснела. Подняв на своего спутника глаза, она тоном, чуть ли не молившим о сочувствии, произнесла:
– Я тоже, милорд!
Однако это странное восклицание не вызвало в нем отклика: вся жалость, какой он располагал, нужна была сейчас ему самому.
– Помилосердствуйте! – чуть слышно сказал он.
– Мне кажется, сейчас нам лучше расстаться, – сказала Изабелла. – Я напишу вам.
– Благодарю. Но что бы вы ни написали – я все равно приеду еще раз вас повидать.
Он постоял в раздумье, устремив взгляд на пытливую мордочку Банчи, который всем своим видом выражал, что понял, о чем шла речь, и теперь готов искупить подобную нескромность утроенным интересом к корням векового дуба.
– И еще я хочу вам сказать, – снова начал он. – Если вам не нравится Локли… если дом кажется вам сырым и вообще… вы можете вовсе не бывать там. Кстати сказать, дом не сырой: я велел осмотреть его от подвалов до чердака – он вполне надежен и прочен. Но если он не по душе вам, нет нужды даже и думать о нем. Нам есть где жить и помимо Локли – домов хватит. Впрочем, это все к слову. Видите ли, многих людей тяготит ров. До свидания.
– Что вы, я от него в восторге. До свидания.
Он протянул руку, и на какое?то мгновенье она дала ему свою – мгновенье, которого было достаточно, чтобы, сняв шляпу и склонив свою красивую голову, он коснулся ее пальцев губами. Затем, сдерживая волнение, которое выдавали только резкие взмахи стека в его руке, он быстро пошел прочь. Он явно был очень расстроен.
Изабелла сама была расстроена, и все же это объяснение взволновало ее куда меньше, чем она того ожидала. Ни чувства ответственности, ни страха перед сложностью выбора она не испытывала. Выбирать собственно было не из чего: она не могла выйти замуж за лорда Уорбертона, потому что такое замужество не вязалось с ее просвещенным идеалом свободного познания жизни, которому она уже начала или, во всяком случае, получила теперь возможность следовать. Вот это?то ей нужно будет ему написать, убедить его – задача сравнительно простая. Ее тревожило, вернее, поражало другое: как мало ей стоило отказаться от такой великолепной «будущности». Что ни говори, а предложение лорда Уорбертона открывало перед ней огромные возможности, и пусть союз с ним, несомненно, мог иметь свои недостатки, свои теневые стороны и стеснительные неудобства, мог даже окутать душу тяжелым дурманом, Изабелла нисколько не грешила против женщин, полагая, что девятнадцать из двадцати, не колеблясь, вступили бы в этот брак. Почему же для нее он не имел никакой притягательной силы? Кто она и по какому праву ставит себя над другими? Чего хочет от жизни, чего ждет от судьбы, какого счастья ищет, если мнит себя выше такого высокого, такого сказочного положения? Если она отказывается сделать этот шаг, значит, должна сделать в жизни что?то очень большое, что?то неизмеримо большее. У бедняжки были основания то и дело напоминать себе о грехе гордыни, и она искренне молила бога отвести от нее этот грех: отчужденность и одиночество гордых вселяли в ее душу не меньший ужас, чем безлюдная пустыня. Нет, она отвергала лорда Уорбертона не из гордыни, такая betise была бы непростительна, а так как Изабелла и в самом деле питала к нему искреннюю симпатию, то и пыталась уверить себя, что не принимает его предложения из самых лучших побуждений и добрых к нему чувств. Дело в том, что она слишком хорошо относится к нему, чтобы выйти за него замуж; сердце говорит ей, что в очевидной – с его точки зрения – логичности рассуждений таится какая?то ошибка, хотя она и не может в точности на нее указать; наконец, просто бесчестно наградить человека, предлагающего так много, скептически настроенной женой. Она обещала ему подумать и теперь, вернувшись после его ухода на ту скамью, где он застал ее, погрузилась в раздумье. Казалось, она старается сдержать свое слово, но это было не так. Изабелла спрашивала себя, неужели она черствая, самовлюбленная ледышка? Наконец она поднялась и быстро пошла к дому, чувствуя, как позже призналась подруге, что в самом деле боится себя.
– Мне сообщили, что вы в парке, – сказал лорд Уорбертон. – В гостиной никого не оказалось, а так как приехал я в сущности, чтобы повидать вас, то без лишних церемоний прошел прямо сюда.
Изабелла встала: ей почему?то не хотелось, чтобы он сейчас сел возле нее.
– А я как раз собиралась домой, – сказала она.
– Погодите, прошу вас – на свежем воздухе гораздо приятнее! Я приехал из Локли верхом. Чудесный выдался день!
Он улыбался необыкновенно дружеской, располагающей улыбкой и весь, казалось, излучал радость отменного самочувствия и отменной про? гулки верхом – радость жизни, которая произвела на Изабеллу столь чарующее впечатление в первый день их знакомства. Она окружала его, словно теплый июньский воздух.
– Тогда походим немного, – предложила Изабелла.
Ее не оставляла мысль, что он приехал с определенным намерением, и желание избежать объяснения боролось "в ней с не меньшим желанием удовлетворить свое любопытство. Его намерения уже однажды приоткрылись ей и, как мы знаем, вселили в нее немалую тревогу. Тревога эта была вызвана многими чувствами, отнюдь не всегда неприятными; она потратила два дня, разбираясь в них, и сумела отделить то, что было для нее привлекательным в «ухаживаниях» лорда Уорбертона, от того, что ее тяготило. Иной читатель, пожалуй, заключит, что наша героиня была не в меру тороплива и вместе с тем чересчур разборчива; но второе обвинение, если оно справедливо, очистит ее, пожалуй, от пятна, которое налагает на нее первое. Изабелла вовсе не спешила убедить себя, что этот земельный магнат, как при ней не раз называли лорда Уорбертона, сражен ее красотой; предложение, исходившее от такого лица, не столько разрешало трудности, сколько их создавало. Все говорило за то, что лорд Уорбертон – «персона», и она старалась разобраться, что это значит. Рискуя лишний раз навлечь на нашу героиню упрек в самонадеянности, мы все же не можем утаить тот факт, что сама возможность обожания со стороны «персоны» порою казалась Изабелле поползновением на ее личность, чуть ли не оскорбительным и, уж во всяком случае, в высшей степени неприятным. До сих пор среди ее знакомых не было «персон». Они не встречались на ее жизненном пути, возможно, потому, что такого рода лица не водились в ее родной стране. В основе личного превосходства, полагала Изабелла, лежит характер и ум – то, что может привлечь в мыслях человека и его речах. Она сама обладала характером, о чем прекрасно знала, а потому истинно высокая духовность в ее представлении определялась прежде всего нравственными категориями – т. е. качествами, в оценке которых она исходила из того, откликнется на них или нет ее возвышенная душа. Лорд Уорбертон маячил перед ней как нечто огромное и ослепительное, сочетающее в себе такие свойства и возможности, к которым ее простые мерки были неприложимы: здесь вступала в силу иная шкала ценностей – шкала, которую она, с ее обыкновением судить о вещах легко и быстро, не находила в себе терпения построить. Он словно требовал от нее чего?то такого, чего еще никто не осмеливался требовать. Этот земельный магнат, этот политический туз возымел, как ей казалось, намерение вовлечь ее в свою орбиту, в которой существовал и вращался по собственным законам. Какой?то внутренний голос, не то что бы требовательный, а скорее убеждающий, говорил ей: не поддавайся! у тебя есть свой мир, своя орбита. Он нашептывал ей и другие слова, которые одновременно и перечеркивали и подкрепляли друг друга – слова о том, что она сделает неплохой выбор, доверив себя такому человеку, и что ей будет интересно войти в его мир и взглянуть на него его глазами, но что, с другой стороны, мир этот, несомненно, полон таких вещей, которые будут ежечасно лишь усложнять ей жизнь и вообще в своей косности и неразумности лягут на нее бременем. К тому же тут замешался некий молодой человек, который только что приехал из Америки; своей орбиты у него не было, но был характер, и она знала, что бесполезно даже пытаться убеждать себя, будто он не оставил следа в ее душе. Письмо в ее кармане свидетельствовало как раз об обратном. И все же – осмелюсь повторить – не смейтесь над этой простодушной девушкой из Олбани, раздумывавшей, принять ли ей предложение руки и сердца английского пэра – предложение, которое еще не было сделано, – и склонной считать, что ей может представиться и лучший выбор. Изабелла верила в свою звезду, и если в ее умных рассуждениях было немало безрассудства, то, к радости строгих судей, спешим сообщить: позднее она набралась ума, но ценою таких безрассудств, что остается только взывать к милосердию.
Лорд Уорбертон был, по?видимому, готов ходить, сидеть – словом, делать все, что угодно Изабелле, в чем он тотчас заверил ее как джентльмен, для которого нет ничего приятнее исполнения светских обязанностей. Тем не менее он не вполне владел собой и, когда он молча шел с нею рядом, то и дело украдкой поглядывая на нее, эти взгляды и смех невпопад выдавали смущение. И раз мы снова коснулись этой темы, повторим уже сказанное нами – да, безусловно, англичане самый романтический в мире народ, и лорд Уорбертон намеревался подтвердить это собственным примером. Он намеревался сделать шаг, который должен был вызвать удивление всех и недовольство большинства его друзей, тем паче что на первый взгляд шаг этот мог показаться крайне необдуманным. Молодая особа, ступавшая с ним рядом по лужайке, приехала из несуразной заокеанской страны, которую он достаточно изучил; о ее семье, о ее близких он имел самое смутное представление и знал о них только то, что они типичные американцы, а следовательно, люди незначительные и ему чуждые. Сама мисс Арчер не могла похвастать ни состоянием, ни тем типом красоты, от которой, по мнению толпы, мужчине простительно терять голову, к тому же, как он подсчитал, он провел в ее обществе каких?нибудь двадцать шесть часов. Итак – стойкость вспыхнувшего чувства, не желавшего уняться, несмотря на все имевшиеся к тому основания, и всеобщее осуждение, особенно со стороны той половины человечества, которой не терпится судить других, – таковы были итоги. И, взвесив все эти обстоятельства, лорд Уорбертон решительно отогнал от себя мысли о них, они так же мало значили для него, как розан в петлице. Счастлив тот, кому большую часть жизни удавалось без особых усилий не навлекать на себя неудовольствия друзей, потому что, когда понадобится пойти по иной стезе, это не будет скомпрометировано досадными воспоминаниями.
– Надеюсь, прогулка верхом доставила вам удовольствие, – сказала Изабелла, от которой не ускользнуло замешательство ее спутника.
– Огромное. Хотя бы потому, что она привела меня сюда.
– Вам так нравится Гарденкорт? – спросила Изабелла, все больше и больше убеждаясь, что он приехал объясниться; не желая побуждать его к этому, если он еще не решился, она вместе с тем старалась сохранить ясность мысли на случай, если он все же заговорит. Ей вдруг пришло на ум, что всего несколько недель назад она сочла бы подобную сцену чрезвычайно романтичной: парк в старинном английском поместье, на переднем плане – «знатнейший», как она полагала, лорд, признающийся в любви молодой особе, которая при ближайшем рассмотрении обнаруживала черты несомненного сходства с нею самой. Теперь, оказавшись героиней этой сцены, она тем не менее весьма успешно наблюдала ее со стороны.
– Гарденкорт нисколько меня не привлекает. Меня привлекаете здесь только вы.
– Но вы слишком мало меня знаете, чтобы иметь право так говорить, и я не верю в серьезность ваших слов.
Произнося такую фразу, Изабелла несколько кривила душой: она не сомневалась в искренности лорда Уорбертона, но, вполне сознавая это, платила дань предвзятому мнению большинства людей, у которых столь скоропалительное признание вызвало бы удивление. Более того, если ей нужны были какие?то доказательства – а она и без того знала, что лорд Уорбертон не принадлежит к числу тех, кого называют вертопрахами, – тон, каким он произнес свой ответ, мог в полной мере послужить этой цели.
– Право в таких вопросах дает не время, мисс Арчер, а глубина чувств. Знай я вас три месяца, это ничего бы не изменило: я был бы так же уверен в своих чувствах, как теперь. Да, я видел вас очень мало, но мое впечатление о вас сложилось в первый же час нашего знакомства. Не теряя времени, я сразу же влюбился в вас. С первого взгляда, как пишут в романах: теперь?то я знаю, что это не просто образное выражение, и впредь буду относиться к романам с большим доверием. Два дня, что я провел здесь, решили все; не знаю, заметили ли вы это, но я с величайшим вниманием наблюдал – мысленно, разумеется, – за каждым вашим шагом. От меня не ускользнуло ни одно ваше слово, ни один ваш жест. А когда позавчера вы приехали в Локли – вернее, когда вы уехали, – у меня уже не осталось ни малейших сомнений. И все же я положил еще раз проверить себя и строжайше допросить. Я это сделал – все эти дни я только этим и занимался. В таких вещах мне не свойственно ошибаться: я из разряда очень разумных животных. Я не легко загораюсь, но если сердце мое задето, это навсегда. Навсегда, мисс Арчер, навсегда, – повторил лорд Уорбертон так дружески, так ласково, так нежно, как никогда еще никто с Изабеллой не говорил, и глаза его, полные любви – любви, очищенной от всего низменного, от жара страсти, от исступления, от безрассудства, – сияли ровным тихим светом, точно защищенная от ветра свеча.
Пока он говорил, они, словно по молчаливому согласию, все замедляли и замедляли шаг, потом совсем остановились, и он взял ее руку в свою.
– Ах, лорд Уорбертон, вы так мало меня знаете! – сказала Изабелла очень мягко. И так же мягко отняла руку.
– Не корите меня этим, мне и без того грустно, что я недостаточно знаю вас и столько из?за этого упустил. Но я хочу наверстать упущенное и, мне кажется, избираю самый верный путь. Согласитесь стать моей женой, и я узнаю вас, и когда мне захочется сказать вам все то хорошее, что я о вас думаю, вы не сможете возразить, будто я говорю так по неведению.
– Вы мало меня знаете, – повторила Изабелла, – а я вас и подавно.
– Вы имеете в виду, что, в отличие от вас, я вряд ли выиграю при более близком знакомстве? Вполне возможно. Но поверьте, если уж я осмелился так говорить с вами, значит, я готов сделать все, что в моих силах, чтобы вы были мною довольны. Ведь вы неплохо относитесь ко мне, не правда ли?
– Я очень хорошо к вам отношусь, лорд Уорбертон, – ответила Изабелла, и в эту минуту он и в самом деле был ей очень мил.
– Благодарю вас. Стало быть, в ваших глазах я не совсем чужой.
Право, я всегда вполне сносно справлялся со всеми другими своими обязанностями и не думаю, что оплошаю в той, которую беру на себя по отношению к вам, тем более что она мне приятней всех прочих. Спросите обо мне тех, кто меня знает: у меня много друзей, и они скажут вам обо мне доброе слово.
– Мне не нужны поручительства ваших друзей, – сказала Изабелла.
– Очень рад это слышать. Стало быть, вы доверяете мне?
– Всецело, – кивнула она, и на душе у нее стало как?то особенно светло, потому что это было действительно так.
Лицо ее спутника просияло улыбкой, он глубоко и радостно вздохнул.
– Пусть я лишусь всего, что у меня есть, если не оправдаю вашего доверия, мисс Арчер!
«Неужели он сказал это, чтобы напомнить мне, как он богат?» – подумала Изабелла, но тут же решительно отвергла эту мысль. Лорд Уорбертон, по собственному его выражению, «заминал» это обстоятельство, и, в самом деле, он мог быть вполне спокоен, что оно не ускользнет из памяти его собеседника, тем паче собеседницы, которой он предлагал руку и сердце. Изабелле, которая с самого начала напрягала все силы, чтобы не разволноваться, удавалось сохранять ясную голову, так что даже слушая его и соображая, как лучше ему ответить, она нет?нет да позволяла себе удовольствие оценить его несколько критически. «Что же сказать?» – спрашивала она себя. Ей от души хотелось сказать ему что?нибудь не менее ласковое, чем то, что сказал ей он. Слова его не оставляли сомнений: Изабелла чувствовала, что – по какой?то непостижимой причине – в самом деле была ему дорога.
– Не знаю, как выразить вам мою признательность, – решилась она наконец. – Ваше предложение – большая честь для меня.
– Только не это! – вырвалось у него. – Я так и знал, что вы скажете что?нибудь в таком роде. Зачем вы это говорите? Зачем выражаете мне признательность? Напротив, это я должен вас благодарить за то, что вы согласились выслушать меня: ведь мы едва знакомы, а я уже обрушиваю на вас свои излияния. Что и говорить, это серьезный вопрос, и я понимаю, мне легче задать его, чем вам на него ответить. Но то, как вы слушали меня – или хотя бы то, что вы вообще выслушали меня, – позволяет мне надеяться.
– Не надо слишком надеяться, – сказала Изабелла.
– О мисс Арчер! – пробормотал лорд Уорбертон, снова улыбаясь, но сохраняя всю свою серьезность, словно такого рода предостережение вполне могло быть вызвано игрой ликующих чувств, бьющей ключом радостью.
– А если я скажу, что не надо надеяться, совсем не надо, это вас очень поразит?
– Поразит? Не знаю, что вы разумеете под этим словом. Это не поразит меня, а сразит.
Изабелла опять двинулась по дорожке, минуту другую она хранила молчание.
– Я уверена, что, хотя и так очень ценю вас, познакомься мы покороче, вы только выросли бы в моих глазах. Но я отнюдь не уверена, что вас не постигнет разочарование. Я говорю так не из ложной скромности, а совершенно искренно.
– Я готов пойти на риск, мисс Арчер, – возразил ее спутник.
– Это, как вы сказали, серьезный вопрос. Очень трудный вопрос
– А я и не рассчитываю, что вы тотчас дадите мне ответ. Думайте, сколько считаете нужным. Если я выиграю от ожидания, я с радостью готов ждать и ждать. Только помните: от вашего ответа зависит счастье всей моей жизни.
– Мне не хотелось бы держать вас в неопределенности.
– Ну что вы! Я предпочту услышать добрую весть через полгода, чем дурную сейчас.
– Но вполне возможно, что и через полгода весть не будет доброй в вашем понимании.
– Но почему? Вы же сами сказали, что относитесь ко мне хорошо
– Вне всяких сомнений, – подтвердила Изабелла.
– За чем же дело стало? Чего еще вам искать?
– Дело не в том, чего я ищу, а в том, смогу ли я дать вам то, чего ищете вы. Мне кажется, я не подхожу вам, право же, не подхожу.
– Пусть вас это не беспокоит. Позвольте мне решать. К чему быть большим роялистом, чем сам король?
– И не только это, – продолжала Изабелла. – Я еще не знаю, хочу ли вообще выйти замуж.
– Наверное, не знаете. Не сомневаюсь, что многим молодым женщинам поначалу вовсе не хочется выходить замуж, – возразил его светлость, хотя, кстати сказать, вовсе не считал это утверждение аксиомой, а просто пытался скрыть охватившее его волнение. – Но они почти всегда дают себя уговорить.
– Да, но потому что хотят этого, – усмехнувшись, сказала Изабелла Лорд Уорбертон изменился в лице и несколько мгновений молча смотрел на нее.
– Боюсь, что причина ваших колебаний иная, – вдруг сказал он. – Я – англичанин, а ваш дядюшка, как мне известно, считает, что вам следует выйти замуж у себя на родине.
Изабелла не без интереса выслушала эту новость: ей и в голову не приходило, что мистер Тачит станет обсуждать ее матримониальные планы с лордом Уорбертоном.
– Он сам вам это сказал?
– Да, он как?то высказался в этом духе. Но, возможно, речь шла об американках вообще.
– Однако ему самому жизнь в Англии как будто очень нравится. Хотя по тону высказывание это звучало несколько строптиво, означало оно только то, что по ее наблюдениям дядя, по крайней мере внешне, вполне доволен своей судьбой, – и еще, что она отнюдь не склонна придерживаться какой?либо одной, ограниченной точки зрения. Но в лорда Уорбертона ее слова вселили надежду, и он тут же с живостью воскликнул:
– Ах, дорогая мисс Арчер, поверьте, наша старая добрая Англия – отличная страна. И станет еще лучше, когда мы ее чуть?чуть подновим.
– Не надо ее подновлять, лорд Уорбертон, не надо ничего трогать. Мне она нравится такая, какая есть.
– Но, если вам здесь нравится, тогда я уже совсем отказываюсь понять, почему вы не хотите принять мое предложение.
– Боюсь, я не сумею вам это объяснить.
– Но попытайтесь хотя бы. Я довольно понятлив. Может быть, вас пугает… пугает климат? Мы можем поселиться в другой стране. Вы выберете себе какой угодно климат, в любой ч"?.с" и света.
В этих словах была такая безмерная искренность и доброта, как в объятиях сильных рук, – Изабелле даже показалось, что вместе с его чистым дыханием на нее повеяло запахом неведомых садов, крепкой свежестью ветра. Она многое отдала бы сейчас, чтобы ей захотелось прямо и просто сказать ему: «Лорд Уорбертон, в этом удивительном мире я не знаю для себя лучшей доли, чем с благодарностью довериться вашей любви». Но хотя успех кружил ей голову, она все же сумела отступить и укрыться от его лучей в густую тень, как попавший в неволю дикий зверек, запертый в просторной клетке. «Великолепная» будущность, которую ей предлагали, не была пределом ее мечты. И слова, которые она наконец произнесла, были совсем иными – они просто отдаляли необходимость одним ударом разрубить этот узел.
– Надеюсь, вы не посетуете на меня, если я попрошу больше не говорить об этом сегодня.
– Конечно, конечно! – поспешил согласиться ее спутник. – Я ни за что на свете не хотел бы докучать вам.
– Мне придется о многом подумать, и, обещаю вам, я отнесусь к вашему предложению очень серьезно.
– Только об этом я и прошу вас, только об этом. И еще, помните: мое счастье всецело в ваших руках.
Изабелла с должным вниманием выслушала его слова, что, однако, не помешало ей минутой спустя добавить:
– Не скрою, что буду думать о том, какими словами сказать вам, почему ваша просьба невыполнима, – как сказать вам это, не слишкем вас огорчив.
– Таких слов нет, мисс Арчер. Не буду утверждать, что ваш отказ убьет меня, нет, я не умру от этого. Но мне не для чего будет жить, а это еще хуже.
– Вы будете жить и женитесь на женщине, которая лучше меня
– Пожалуйста, не надо, – очень серьезно сказал лорд Уорбертон. – Вы несправедливы и к себе, и ко мне.
– Ну тогда на женщине, которая хуже меня.
– Возможно, есть женщины лучше вас, – продолжал он, не меняя тона, – но мне они не по нраву. Вот все, что я могу сказать. У каждого свой вкус.
Его серьезность сообщилась ей, и высказала она это тем, что снова попросила его пока не касаться этой темы.
– Я сама вам отвечу – очень скоро. Может быть, напишу.
– Как вам удобнее, как вам удобнее, – ответил он. – Время будет тянуться для меня медленно, но ничего не поделаешь, придется набраться терпения.
– Я не буду долго держать вас в неизвестности, вот только соберусь с мыслями.
Он с грустью вздохнул и, остановившись, посмотрел на нее долгим взглядом; в его заложенных за спину руках нервно ходил стек.
– Знаете, я начинаю бояться – да, бояться вашего необыкновенного характера.
При этих словах – хотя биограф нашей героини вряд ли сумеет растолковать почему – Изабелла вздрогнула и покраснела. Подняв на своего спутника глаза, она тоном, чуть ли не молившим о сочувствии, произнесла:
– Я тоже, милорд!
Однако это странное восклицание не вызвало в нем отклика: вся жалость, какой он располагал, нужна была сейчас ему самому.
– Помилосердствуйте! – чуть слышно сказал он.
– Мне кажется, сейчас нам лучше расстаться, – сказала Изабелла. – Я напишу вам.
– Благодарю. Но что бы вы ни написали – я все равно приеду еще раз вас повидать.
Он постоял в раздумье, устремив взгляд на пытливую мордочку Банчи, который всем своим видом выражал, что понял, о чем шла речь, и теперь готов искупить подобную нескромность утроенным интересом к корням векового дуба.
– И еще я хочу вам сказать, – снова начал он. – Если вам не нравится Локли… если дом кажется вам сырым и вообще… вы можете вовсе не бывать там. Кстати сказать, дом не сырой: я велел осмотреть его от подвалов до чердака – он вполне надежен и прочен. Но если он не по душе вам, нет нужды даже и думать о нем. Нам есть где жить и помимо Локли – домов хватит. Впрочем, это все к слову. Видите ли, многих людей тяготит ров. До свидания.
– Что вы, я от него в восторге. До свидания.
Он протянул руку, и на какое?то мгновенье она дала ему свою – мгновенье, которого было достаточно, чтобы, сняв шляпу и склонив свою красивую голову, он коснулся ее пальцев губами. Затем, сдерживая волнение, которое выдавали только резкие взмахи стека в его руке, он быстро пошел прочь. Он явно был очень расстроен.
Изабелла сама была расстроена, и все же это объяснение взволновало ее куда меньше, чем она того ожидала. Ни чувства ответственности, ни страха перед сложностью выбора она не испытывала. Выбирать собственно было не из чего: она не могла выйти замуж за лорда Уорбертона, потому что такое замужество не вязалось с ее просвещенным идеалом свободного познания жизни, которому она уже начала или, во всяком случае, получила теперь возможность следовать. Вот это?то ей нужно будет ему написать, убедить его – задача сравнительно простая. Ее тревожило, вернее, поражало другое: как мало ей стоило отказаться от такой великолепной «будущности». Что ни говори, а предложение лорда Уорбертона открывало перед ней огромные возможности, и пусть союз с ним, несомненно, мог иметь свои недостатки, свои теневые стороны и стеснительные неудобства, мог даже окутать душу тяжелым дурманом, Изабелла нисколько не грешила против женщин, полагая, что девятнадцать из двадцати, не колеблясь, вступили бы в этот брак. Почему же для нее он не имел никакой притягательной силы? Кто она и по какому праву ставит себя над другими? Чего хочет от жизни, чего ждет от судьбы, какого счастья ищет, если мнит себя выше такого высокого, такого сказочного положения? Если она отказывается сделать этот шаг, значит, должна сделать в жизни что?то очень большое, что?то неизмеримо большее. У бедняжки были основания то и дело напоминать себе о грехе гордыни, и она искренне молила бога отвести от нее этот грех: отчужденность и одиночество гордых вселяли в ее душу не меньший ужас, чем безлюдная пустыня. Нет, она отвергала лорда Уорбертона не из гордыни, такая betise была бы непростительна, а так как Изабелла и в самом деле питала к нему искреннюю симпатию, то и пыталась уверить себя, что не принимает его предложения из самых лучших побуждений и добрых к нему чувств. Дело в том, что она слишком хорошо относится к нему, чтобы выйти за него замуж; сердце говорит ей, что в очевидной – с его точки зрения – логичности рассуждений таится какая?то ошибка, хотя она и не может в точности на нее указать; наконец, просто бесчестно наградить человека, предлагающего так много, скептически настроенной женой. Она обещала ему подумать и теперь, вернувшись после его ухода на ту скамью, где он застал ее, погрузилась в раздумье. Казалось, она старается сдержать свое слово, но это было не так. Изабелла спрашивала себя, неужели она черствая, самовлюбленная ледышка? Наконец она поднялась и быстро пошла к дому, чувствуя, как позже призналась подруге, что в самом деле боится себя.
13 далее…