БОГИНЯ
Несколько раз порывался опубликовать эту историю. Воспоминания столь пронзительны, сколь и щемяще больны. Но и держать в себе нет сил. Они о Женщине.
Я звал её Богиней.
Богиня…
Она была профессор. На вид ей было лет тридцать. Мне - 25. Я - аспирант. Это была вторая женщина в моей жизни.
Мы бродили с ней по Ботсадику, взявшись за руки… Кормили лебедей… Целовались в тёмных аллеях… А иногда и вечером на улице, шокируя прохожих: в СССР секса тогда не было. Одна бабуся даже пригрозила вызвать милицию. За развратные действия на публике. Вот так! И мы убежали, смеясь. . .
Слушали классику – и Она тихонько касалась моей руки как раз тогда, когда звучала вариация, впечатлявшая и меня…
… Началось всё банально. Была конференция по хроматографии. У меня – стендовый доклад. Я всегда умел донести материал ярко и изобретательно. И у моего стенда толпился народ. Раздал все визитки, собрал и портфель заказов – словом, день удался. Ничто не предвещало…
И тут к стенду подошла Она. Невероятной красоты. Мягкое изящество во взгляде и движениях. Багира!
Благородная простота манер. Сделала несколько замечаний – не в бровь, а в глаз. Как бы советуя. Умно и тактично. Но обратилась как-то просто и даже фамильярно – « Валерочка, Вы знаете… » . ( Какой мелодичный и женственный голос, заметил про себя… ) Её замечания были точны и остроумны. И говорили о сильной профессиональной подготовке. Напрягся и собрал себя в кулак.
Напрасно!
Какое-то веяние Вселенной уже соединило наши души. Посмотрел в глаза – и уже знал всё ( Так мне казалось. Ох, как я ошибался! ) . Что мы будем любовниками. Что Она необыкновенно умна. Что мне будет с Ней интересно и без Неё буду скучать… Скучать и мучиться.
Приходил к Ней в гости. И однажды, утонув друг в друге, мы едва не угорели, когда на плите что-то задымило…
Она учила меня целоваться.
Она учила меня любить - видеть женщину, чувствовать Её. Сливаться не столько телом, сколько душой. И растянуть секунды блаженства. Она тонко чувствовала музыку – и мы тут тоже совпадали. И сладкую музыку душевной близости я впитывал сердцем…
Ходили на выставки в Художественный. Когда привезли Кустодиева, Она так хлёстко и одним словом прокомментировала рисунок, где матрос и девица, что я согнулся от смеха…
Она учила меня даже правильно ходить, держать спину прямо и подбородок горизонтально.
Она учила меня всяким тонкостям профессии. Хотя Она была из другого ВУЗа и специфика кафедры
значительно отличалась. Но Она была профессором в другой науке и учила меня, аспиранта, многим вещам и из своего мира. Потом это сильно пригодилось.
Она учила меня красиво вальсировать – и мы кружились по паркету, постепенно сужая танец до объятий. Она садилась за маленький кабинетный рояль и играла ля-минорный вальс Шопена - я уносился на крыльях музыки в потусторонний мир. . . Капельки пота блестят на затылке. . . Потом каким-то невероятным образом эти божественные звуки изливались в мои изобретения, механизмы, идеи! . .
Она учила меня внутреннему благородству – нет – шлифовала до совершенства.
Удивительно чуткая и нежная душа! И недюжинная сила воли. Её мягким голосом пропетого приказа нельзя было ослушаться. Да нет, приказов не было. Были просьбы, всегда совпадавшие с моими желаниями…
Потом я перешёл именно в том ВУЗ, где работала Она. И узнал, что на её лекции бегали с других потоков, пропуская занятия других преподавателей.
И все были в неё влюблены. Казалось, все мужчины ВУЗа влюблены именно в неё. Женщины поджимали хвосты и стягивали губы в ниточку, натянуто-любезно улыбаясь: Она умела ужалить! И даже после Её ухода электричество в воздухе висело долго.
У Неё не было, как сейчас говорят, " отношений" - так высока и чиста была Её аура, что сохраняла от порчи и было бы глупо и беспочвенно.
Ей было серьёзно за пятьдесят. Это не имело никакого значения. Я был влюблён, ошпарен, ошарашен. И пылок, и страстен… Мир поделился на две части: Она – и всё остальное. Остального было в разы меньше.
Она всегда обращалась ко мне только на « Вы» . Даже в минуту близости, если могла говорить. .
. . Улетел в загранкомандировку. Теперь только предполагаю, что именно Она устроила эту поездку своими
связями. Многие об этом мечтали и стремились. Улетел я.
Тогда письма шли по полгода и их читал « товарищ майор» . Потому просила не писать. А телефонной связи и вовсе не было.
… Из аэропорта – домой на такси. Бросил чемодан. И к Ней.
Дверь открыла незнакомая женщина. Смотря куда-то в сторону, сказала, что Она здесь больше не живёт. Резко захлопнула дверь, пресекая вопросы.
Помчался на кафедру. Сотрудники отводят глаза. Молоденькая препаратор, не зная, в чем дело, сказала буднично-просто: « NN? Разве Вы не знаете? Её же самосвал задавил как раз напротив универсама. « Скорая» не успела… » .
При Ней нашли письмо. Она торопилась на почту. Письмо было адресовано мне. Всё-таки решилась.
Какой-то страшный белый свет зажёгся вокруг. Как-то добрался домой. Сорвал себя тряпки от дорогих кутюрье.
Согнулся над ванной. Завыл, как раненый волк. Много времени, не осознавая, что происходит, то падал на диван, то маячил по комнатам и плакал.
Плакал оттого, что не вернуть. Что вся жизнь – уже прошлое. Что больше ничего не повторится…
Бог со злой улыбкой вырвал из меня душу.
Дни и ночи перестали чередоваться и стали одной сплошной мукой.
…
Потом Силы Небесные остановили меня. Приполз на кафедру. Ненавидящие взгляды мужчин. Утончённо-жалящее сочувствие женщин. Надменная вежливость начальства. Жуткая пустота внутри…
…
Прошло время. Оно лечит. Правда, долго и слабо. Но боль как-то утихла. Через годы.
С тех пор не танцую. Не получается. Очень стараюсь – но нет, никак не попадаю в такт.
Лет десять не выходил в свет. Ни в филармонию, ни в театры, ни на выставки. Не с кем.
…
Прихожу к Ней. Глыбу белого кварца доставили по моему заказу из Италии… Вырезали из неё плиту. Скульптор довёл дело до конца почти бесплатно: всё понял. Спасибо ему! Денег у меня не осталось ни копейки.
Порой голодал. . . Неважно. Не придавал значения.
. . . Потерялся. завис между небом и землёй.
. . .
Потом начал новую жизнь. Другую. Параллельную. Потихоньку. Осторожно. С нуля. Боялся снова в кровь порезать душу. . .
. . .
. . . Трогаю холодный камень. Когда на него падает солнечный луч – он как бы светится изнутри. И с медальона, оживая, смотрят на меня Её глаза. Нежно и ласково.
. . . Помню каждую секунду наших встреч! Вот пульсирует жилка на шее и Она прерывисто дышит – и смотрит, не мигая, мне в глаза – и Её расширившиеся зрачки будоражат меня… Вот изящной ладошкой грациозно бросает кусочек хлебушка лебедю…
Вот…
А вот…
Милая, родная, любимая…
Слушаю снова и снова ля-минорный вальс Шопена/Walth in a-moll ( Trois Valses Brillantes pour piano, op. 34-2 ) . . . .
Вот играет Horowitz перед салонной публикой…
Вот Marek Drewnowski изящно и чувством повторяет знакомую
мелодию… На Youtybe много записей этого вальса.
Но маленькая китаянка полоснула бритвой по сердцу: вот именно так звучал этот вальс, когда играла Она, нежными пальчиками заставляя плакать рояль.
Грущу… И снова слушаю, слушаю маленькую китаянку, а за кадром. . . - Она. Снова Она. . .
Мы всё равно когда-нибудь будем вместе.
Мы всё равно когда-нибудь будем вместе!
У Неё будет, возможно, другое лицо. Другие глаза и губы. Другой уровень образования, культуры. И походка, тоже, возможно, другая.
Но у Неё будет всё та же душа — нежная и преданная, способная беззаветно и крепко любить. . .
Мы встретимся.
Мы встретимся. Мы встретимся!
Мы непременно встретимся.
И будем снова вместе.
И будем снова вместе — возможно, ещё в этой жизни.
Ищу.
Надеюсь.